Сокровище Черного моря

Он начал с комбинаций водорослей одного вида, но взятых из разных районов, неподалеку от станции. Тысячекратная концентрация была получена. Но Смолин все же был недоволен. Начались опыты, которые ему самому в первое время казались фантастическими. Он вводил теперь в маточные смеси живого вещества различные виды багрянок. Здесь, казалось, был предел его экспериментаторскому мастерству. Целый месяц тянулась полоса неудач.

И все же он добился своего. Ольга навсегда запомнила день, когда Смолин впервые продемонстрировал сотрудникам выведенные им растения. В лаборатории было тихо и сумрачно. Багряные водоросли растут на глубинах, куда едва достигает свет. Смолин и его сотрудники старались создавать для своих растений естественные условия освещения. Синий свет придавал лицу Смолина возбужденно-аскетическое выражение.

— Полюбуйтесь, товарищи, и попытайтесь определить, — сказал Смолин, бережно распластывая на белом листе бумаги мясистую, сильно разветвленную водоросль.

Ланин с интересом нагнулся над ней. Он долго шевелил ее листовые пластинки, мерил их длину и ширину, определял на ощупь плотность. Смолин терпеливо ждал.

— Ничего не могу сказать, — заявил, наконец, Ланин. — Какая-то странная смесь признаков, знакомых, но в такой степени измененных, что ни к одному из здешних видов ее отнести нельзя…

— Правильно, — Смолин улыбнулся. — Эта форма создана заново. И на исходные формы она похожа очень отдаленно. Так что видовое название мы будем давать ей сами. Концентрация золота в тканях увеличена в десять тысяч раз.

Это была победа. Но Смолин считал ее только самым началом наступления на природу.

Не теряя ни одного дня, он приступил к опытам с повышением скорости роста созданной им формы. Ольге этот период запомнился тем, что Смолин окончательно потерял различие между днем и ночью, упорно преодолевая присущий растению довольно вялый темп роста и навязывая ему тот, которым должна была обладать будущая, запланированная фантазией Смолина, идеальная форма.

Наконец и этот барьер был преодолен. Но Смолин и тут не сделал передышки. Весь день, пока солнце светило с материка, профессор сидел в лаборатории над грудами водорослей, обрабатывая пробы, отбирая лучшие экземпляры для постановки культур, составляя среды и отмечая суточный рост сотен экземпляров.

И только раз в два — три часа профессор выходил в широкую, обращенную к морю застекленную галерею, чтобы жадно, одну за другой, выкурить две папиросы и подышать свежим воздухом.

Из своей лаборатории Ольга слышала его шаги — взад и вперед — по галерее. Шесть в одну сторону, потом остановка. Потом шесть шагов в другую сторону. Снова остановка. И так четверть часа. Затем шаги удалялись и все смолкало.

Первые недели по приезде на Мурман — новая обстановка, незнакомая и непривычная природа, напряженный темп работы — возбуждали Ольгу, беспрерывно поддерживая в ней беспокойное, взволнованное состояние. Все, что ее окружало здесь, было далеким и чуждым. Маленькие домики поселка, бегущая к морю белая лента шоссе, серые скалы, высокий мрачный гранитный берег над черной водой гавани, где дымили трубы неподвижных пароходов, — все это казалось картинкой из прочитанной в детстве волшебной сказки. Ее раздражали туманы, вой ветра под крышей, отсутствие деревьев.

Но однажды в тихий солнечный день она вышла из общежития отдохнувшая, свежая после душа, оглянулась вокруг и с удивлением рассмотрела, как прекрасен окружающий ее мир. Воздух дрожал и переливался мельчайшими радужными вспышками невидимых частиц легкого тумана. Океан дымился испарениями. Над ним ослепительными белыми пятнами мелькали чайки.

Ольга посмотрела перед собой, глубоко вздохнула, раскинув руки, и зажмурилась от прилившей к сердцу беспричинной радости, Она побежала к сияющему на солнце зданию, где помещались лаборатории, чувствуя необычайную легкость, точно растаяло, как туман, все, что мучило ее за последнее время, Радость словно поднимала ее в воздух, радость ощущения собственных сил, здоровья и бодрости, радость участия в интересном и важном деле.

А потом случилось как-то, что она пробегала по галерее из аквариальной к себе в химическую лабораторию и столкнулась лицом к лицу с Евгением Николаевичем. Встреча была такой внезапной, что она от неожиданности застыла на месте, как вкопанная, расплескала воду из кристаллизатора и уронила на пол растения, которые несла в руках. Омолин наклонился, Ольга тоже. Выпрямляясь, он слегка задел ее лбом, она отшатнулась и расхохоталась. Смолин посмотрел на ее оживленное, раскрасневшееся лицо, улыбнулся, и глаза его посветлели.

— Как дела? — спросил он мягко.

— Чудесно, Евгений Николаевич, — ответила она.

— Не жалеете, что поехали?

— Что вы! Мне здесь так нравится…

— Не скучаете?

Ольга пренебрежительно пожала плечом и провела тыльной стороной мокрой руки по растрепавшимся волосам.

— О чем, Евгений Николаевич? Здесь все ко мне так хорошо относятся…

Смолин пытливо взглянул на нее.

— Ну, и прекрасно, — оказал он с необычайной теплотой. — Вот теперь мне нравится ваш вид. Взяли себя в руки, да? О, это очень, очень важно…