Сокровище Черного моря

— Извините, — остановил его Колосов. — Вопрос о том, чем сумел заинтересовать Радецкую этот субъект, имеет второстепенное значение. Важно установить, почему его выбор остановился на ней.

— Я не совсем вас понимаю, — сказал озадаченно Смолин.

— Вопрос идет о том, чем могла заинтересовать советская киноактриса агента иностранной разведки.

— Агента иностранной разведки? — переспросил Смолин.

— Да. Этот человек такой же Васильев, как Петров или Сидоров. Его зовут Георг Колли, он же Генри Картер, он же Гарри Кирсби. И нас, естественно, интересует, что привлекало его в Радецкой, с которой он сбежал за границу. — Колосов улыбнулся. — Я вижу, вы сейчас припоминаете достоинства Радецкой, как женщины. Эти достоинства несомненны, но не в них дело. Уверяю вас, если бы Радецкая не была красива и талантлива. Колли вел бы себя с ней так же настойчиво и так же добивался бы ее расположения. Несомненно, она интересовала его прежде всего как разведчика.

— То есть через нее он рассчитывал получить какие-то сведения? — спросил Смолин.

— Да.

— Простите, может быть, дело идет о государственной тайне, и я не имею права вас спрашивать… Но, признаюсь, я не могу представить себе, какими же сведениями могла располагать Радецкая? Круг ее знакомых — люди искусства… Военные и технические вопросы ей абсолютно чужды…

— А вопросы науки? — перебил его Колосов.

Смолин ошеломленно посмотрел на Колосова.

— Наука — область, в которой она могла знать многое, — сказал убежденно Колосов. — Вот вы говорите, что были с ней знакомы. Это нам известно. Припомните, не проявляла ли Радецкая особого интереса к вашим исследованиям?

Смолин задумался. Колосов внимательно смотрел на него.

— Нет, — сказал, наконец, Смолин решительно. — Этого я утверждать не могу. Естественно, зная, в какой области науки я работаю, она нередко спрашивала, что привлекает меня в Черном море. Ну, само собой разумеется, на этот вопрос я никогда никаких разъяснений не давал.

— И вы считаете, что она не знала, над какой темой вы работаете?

— От меня, я полагаю, узнать об этом она не могла.

— Так. А как вы думаете, почему ваш научный противник профессор Калашник также был привлечен в круг ее знакомых?

— Мне казалось это чистой случайностью. — Колосов покачал головой.

— Я допускаю, что ваше знакомство с Радецкой и ее знакомство с профессором Калашником было случайностью для вас, для него и, может быть, даже для нее. Но, уверяю вас, все это не было случайностью для Колли. Это мне совершенно ясно. Жаль, конечно, что мы констатируем это только теперь.

— Значит, вы считаете, что Радецкая была агентом наших врагов?

— С уверенностью я это сказать не могу. Но то, что враг использовал ее в своих целях, для меня не представляет сомнений.

Смолин слушал Колосова с возрастающим волнением. Его томило гнетущее чувство непоправимой ошибки.

— И все же я не понимаю, — сказал он негромко, как бы размышляя вслух, — если знакомство Радецкой с Калашником и мной интересовало Васильева, или, как вы говорите — Колли, для получения сведений о нашей работе, почему же в последнее время он вел себя так, что это знакомство прекратилось.

— Это показывает, — живо ответил Колосов, — что знакомством с Радецкой Колли разрешал и другую задачу. Вы и Калашник для него было дополнительными объектами. Очевидно, теперь настал момент, когда Колли переключился на свое основное задание.

— Какое же? — спросил Смолин в недоумении. — Впрочем, извините, может быть, мой вопрос…

— Именно этот вопрос и послужил причиной моего посещения. И я надеюсь, что мы сумеем совместно с вами внести в него ясность.

— Я вас слушаю… Хотя решительно не понимаю, чем я тут могу помочь?

Колосов испытующе посмотрел на Смолина.

— Именно, вы! Вы — как ученый, как участник и руководитель работ, вокруг которых и развернулась возня иностранных разведчиков. — Он встал с кресла и сделал несколько шагов по ковру. — Извините, мне удобнее размышлять на ходу. Так вот, начнем с того, что представим себе всю картину в целом. Вы и ваши зарубежные соперники решаете одну задачу, — начал он, остановившись у стола. И заинтересованы в том, чтобы в решении этой задачи друг друга опередить. Насколько я, понимаю, вам удалось приблизиться к решению. Противник пытается овладеть вашим секретом, а вашу работу задержать. Это делает понятным многое. Я уверен, что гибель Крушинского не случайна. Едва ли можно назвать случайной и гибель культуры гигантской водоросли. Вы считаете, что она погибла потому, что вообще организмы с гигантскими клетками нежизненны. Допустим, что это так. Но едва ли было случайностью то, что в иностранной прессе появилось сообщение о работах Симпсона с гигантскими водорослями, которое и увлекло вас на этот ложный путь. Что же касается исчезновения Петрова, то нет сомнений, что он похищен и похищен, конечно, не друзьями, а врагами. Мотивы всех этих диверсий понятны. Диверсии нанесли вашему делу большой ущерб. Но он был бы еще большим, если бы враг знал о вашем деле все, что знаете вы.

— Да, в этом наше преимущество. Враг наносит удары наугад, не зная, что для нас главное.