Сокровище для дракона

Кстати, в самом начале я не могла понять почему хирургическое отделение или например отделение педиатрии состоит из стольких же студентов сколь и административный курс, но затем Катарина объяснила мне, что многие с моего курса, после первого семестра, если сдадут его успешно, переведутся на освободившиеся места лечебных направлений. К сожалению, в институте многое при поступлении решали деньги и протекция и мне сразу стало чрезвычайно неудобно от испытываемой вины, особенно на практических курсах. Основная масса абитуриентов считала, что зачатков магии достаточно для того, чтобы стать хорошими врачами, лекарями или провизорами, и поступали, не задумываясь о том, что помимо престижа, статуса, уважения к людям этой профессии, есть еще адский труд, бессонные ночи, огромный пласт знаний необходимых к изучению и самое ужасное, это то, что порой смерть неотвратима. И многих ломает именно это, Ката сказала, что именно после первых реальных практик уйдет большинство. Видеть смерть старика на одре, не то же самое, что терять роженицу и младенца. К такому невозможно привыкнуть.

Девушек в Академии едва ли насчитывалось более пяти процентов, на нашем потоке их было семь, включая меня и Цессу. К её чести, могу сказать, что она была не глупа, схватывала на лету, делилась новаторскими мыслями созвучными моим, но весь образ портили отвратительный, избалованный характер и нетерпимость к недостаткам других. Для меня этого было довольно, чтобы снизить наше общение к самому минимуму и не искать её общества впредь, хотя многие закрывали на эти, для меня значительные черты, глаза, так как надеялись на её влияние и возможную помощь при устройстве на службу. Лекари, что не вели частную практику, практически приравнивались к военным и полицмейстерам, так же заключали контракт на несколько лет и были подневольными птицами, их моли распределить как в крупные больницы, а значит обеспечить хорошей практикой и достатком, так и в деревни — фельдшерами, хотя по опыту знала, что порой в деревнях тяжелых и интересных случаев больше, нежели в столичном госпитале.

Практически все преподаватели были профессионалами своего дела, любили свой предмет и подавали его интересно, разносторонне и так, что хотелось не просто прочитать лекции, а узнать что-то самостоятельно, независимо от начитанного на паре. Но, к огромному моему сожалению был один предмет, точнее лектор читающий эту дисциплину, с которым у нас сразу не заладилось. И если бы было дело в том, что его без сомненья необходимый базис знаний по статистике мне не давался, наоборот, к каждому предмету я готовилась как ни к какому другому, читала массу дополнительной литературы, а коллоквиумы и семинары практически полностью тянула на себе. Но Леремо Сааб был того сорта людей, что крайне категоричны в своих суждениях, а также обмотаны толстым слоем ваты из иллюзии собственной важности, непогрешимости действий и безнаказанности. Эта во истину ядовитая смесь заставляла его давить на нас своим авторитетом пытаясь донести до мира свою собственную, искаженную правду. В частности, то, что женщине не место ни в университете, ни на работе, ни, упаси Господи, в медицине. Тотальная, порою неконтролируемая мизогиния*** выбивала почву у меня под ногами на целый день. Не выдержав, я даже пожаловалась об этом Бруно в одном из писем. На что он мне ответил не обращать внимание, Сааба поставил на эту должность предыдущий ректор, которого в свою очередь, нынешний министр здравоохранения, обязал принять племянника. Но обнадежил меня тем, что экзамены всегда принимает комиссия, и, хотя ректору Винсенте было известно о недостойном поведении преподавателя, поделать он ничего не мог, а вот на экзаменах этот недостойный человек вел себя образцово и по большей части, если ты был готов к подведению итогов по предмету, ничего не мог противопоставить заслуженной оценке.