Сокровище для дракона

Ночью он обнимал меня, согревая горячими объятиями, нежно целовал и рассказывал о том, как скучал. Я не заметила, как провалилась в сон, обласканная и нужная, убаюканная тихим шёпотом низкого с хрипотцой голоса и терпким запахом полыни и можжевельника. Твердая подушка всю ночь под моей щекой вздымалась, а размеренное сердечное тук-тук-тук, убаюкивало меня вновь, если я в панике просыпалась, ворочаясь и пугаясь.

Хмурое серое утро не прогнало сумрак ночи, лишь слегка подсветило несмелыми осенними лучами сизое небо. На подушке, по-детски трогательно подложив под щеку ладонь, спал мой Цесс. Его густые четко очерченные брови были хмуро сведены и мне захотелось разгладить недовольные морщинки, что делали его лицо суровым. Протянув к нему руку, я слишком громко ахнула, тем самым разбудив мужчину. Сонно проморгавшись он тут же перевел на меня взгляд.

— Что-то случилась, милая?

— Да, и я не знаю, что это такое, — ответила я, в буквальном смысле паникуя. Я протянула ему руку.

— Одевайся, нам нужно срочно повидать Арду. Нет, оставайся здесь. Я сам приведу его.

Когда он ушел, я еще раз решила взглянуть на то, что так испугало и его, и меня. Там, где еще вчера вилась золотая помолвочная вязь все капилляры и сосуды до локтя почернели, испещряя черными реками и грязными ручьями бледную до синевы кожу, а ритуальные завитки и ногти стали темно-серые словно графит.

Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным.

*Сарацинское пшено — рис или любое другое белое пшено.

Глава 26. Успех — это когда ты девять раз упал, но десять раз поднялся

Мне казалось я закрыла глаза всего на мгновение, но вот уже сухие пальцы названного отца обхватили мое запястье, считывая пульс. Прохладная рука, по сравнению с лихорадочно горящим лбом приносит невероятное облегчение, и я закрываю глаза, блаженно щурясь. Он крутит мою руку с вязью, и на его лице я читаю панику и отчаяние, которые он тут же скрывает за маской притворного оптимизма, но даже той доли квази, что я вижу его истинное лицо, мне хватает чтобы понять, он ничего не знает о подобных симптомах, и это невероятно пугает меня. Я могла точно сказать лишь одно: в моем мире болезней проявляющихся столь странным, пугающим образом не было. Он берет у меня кровь, и она, как и вся венозная очень густая, почти черного цвета, но Арду потрясенно качает головой:

— Филия, расскажи мне подробно симптоматику, попробую поднять книги…

Я, не скрывая рассказываю про отсутствие аппетита, общую вялость, бессонницу, неусидчивость, перепады настроения, головокружения, а затем осторожно шепчу, надеясь, что Себастьян не расслышит:

— Я не чувствую ног, отец. Могу ими шевелить, но я ущипнула себя за бедро и не почувствовала ничего.

Он проводит несколько тестов, с сожалением соглашаясь со мной. Я предлагаю перейти, пока я еще могу это сделать в лечебное крыло. Мужчины соглашаются, и все же Себастьян отправляется за медсестрой, просто на всякий случай, хотя я уверена, что втроем мы бы прекрасно дошли, и никаких проблем не возникло бы.

Пока Виверна нет, Ардуано изображает бурную деятельность: раскладывает цилиндры с кровью, с преувеличенной тщательностью собирает саквояж, сосредоточенно читает этикетки, написанные на микстурах, в общем делает все, лишь бы не смотреть на меня, прекрасно понимая, что я осознаю безнадежность ситуации. Почему-то, я возлагала огромные надежды именно на его приход, я была уверена, что как только он войдет и осмотрит меня — то тут же определит, чем я больна и сразу же назначит лечение, но нет. На его лице страх сменяется паникой, а решимость обреченностью:

— Нет, — говорю я.

— Что нет, Таня?

— Нет. Не вздумай, ты знаешь, о чем я говорю. Я не прощу себе этого никогда, — я не смогу жить осознавая, что названный отец вновь прибегнул к запрещенной лекарской магии, отдавая за меня оставшиеся годы жизни. Себастьян как-то говорил мне, что ощущает, будто давно взял взаймы у судьбы и все никак не может отдать долг, а процент с каждым годом растет, все безнадежнее загоняя в яму. И он не понимает, что сделать для того, чтобы больше не ощущать себя так. — Пообещай мне, нет, поклянись!

— Дочка…

— Я сказала нет, ты меня знаешь достаточно хорошо, чтобы понимать, что даже если я выживу, то жить с таким грузом мне будет не под силу. — строго говорю я. — Пожалуйста, отец.

— Главное здесь слово — жить. — Я очень строго посмотрела на него и покачала головой, он пытался разглядеть хоть толику слабины, но я была непреклонна. Очень тихо Арду произнес:

— Клянусь.

Спустя несколько мгновений вернулся Себастьян, он привел главную медсестру, которую откровенно потряхивало. От Виверно так и пыхало силой, и видно было, что он едва сдерживается, чтобы не обратится. Густой туман разрушительной энергии клубился под ногами, сворачиваясь в тонкие спирали и обволакивая мои ноги. Словно дружелюбные щупальца они обнимали меня, лаская и поглаживая, придавая мне сил идти на онемевших ногах.