Сокровище Голубых гор

— Мой бравый Ретон! — воскликнул Ульоа, крепко пожимая старому моряку руку. — Дорогая сеньорита, вот вы и опять с нами! — обратился он к девушке, которая, пожав его руку, с радостными слезами бросилась в объятия брата.

Шумнее всех выразила свою радость Гермоза. Пока девушка была в объятиях брата, собака визжала и лизала ей одежду, а потом, когда Мина высвободилась из объятий и хотела погладить ее, она положила ей передние лапы на плечи и принялась облизывать ей лицо.

После того как друзья уселись и поведали друг другу о своих приключениях, решено было обсудить, каким способом захватить «Эсмеральду».

— Так ты говоришь, что на судне немного команды, Ретон? — спросил Ульоа после того, как боцман сообщил обо всем, что ему удалось узнать на корабле.

— Да, капитан, было двенадцать человек. Но когда мы подплывали к берегу, я заметил, что к бригу подошла шлюпка с несколькими людьми в белой одежде. Это, должно быть, те, которые вели с нами перестрелку, когда мы спасались на утесе от наводнения.

— Гм… Значит, там теперь человек около двадцати, и все они хорошо вооружены, — продолжал с задумчивым видом Ульоа.

— Да, оружия у них много. Кроме того, имеется пушка. Но это не так уж страшно, капитан: вся команда вдребезги пьяна, а те, которые только что явились, тоже, наверное, напьются, так что, если мы нападем до рассвета и врасплох, пожалуй, наше дело и выгорит.

— Так и сделаем. Мы тут без тебя соорудили четыре больших плота, на которых со всеми силами сейчас и переправимся к «Эсмеральде». Наши молодцы так и рвутся схватиться с шайкой ненавистного им разбойника.

— Это наше счастье, капитан. На их численность только и надежда. Лишь бы нам удалось забраться с ними на борт, тогда мы потолкуем с этими пьяницами… А кто же будет командовать плотами?

— Первым я, вторым ты, третьим Математе, а четвертым Котуре, потому что дон Педро с несколькими туземцами останется здесь оберегать сестру. Ну, с Богом, отправляемся!

Четыре плота, прочно устроенные из массивных стволов кауриса и огороженные по краям высоким заграждением из плотно воткнутых стволов поменьше — для защиты от пуль, — тихо покачивались в небольшой бухточке.

Разделив свое «войско» на четыре отряда, Ульоа при помощи своего деятельного помощника, Математе, разместил его на плотах и, когда все уселись, подал знак к отплытию. Для охраны молодой сеньориты остался ее брат с четырьмя туземцами.

Плоты, по возможности управляемые бесшумно, плавно заскользили по гладкой поверхности моря, неслышно приближаясь к кораблю. Все находившиеся на них хранили глубокое молчание. Было еще темно. Зажженные было на «Эсмеральде» два палубных фонаря погасли, и с судна, смутно обрисовывавшегося при слабом мерцании звезд, не доносилось ни малейшего звука. Казалось, там все вымерло, и предположение Ретона, что с прибытием товарищей попойка возобновится, по-видимому, не оправдывалось.

Плоты двигались гуськом, и лишь только передний, под командой капитана, подошел к кораблю, с последнего вдруг раздался громкий окрик:

— Кто тут?

— Потерпевшие крушение! — ответил Ульоа.

— А много вас?

— Нет, и все мы умираем от голода и жажды.

— Все-таки вам придется подождать до рассвета.

— Не можем!.. Истомились!..

— Ах, истомились?.. Эй товарищи, к оружию!

На корабле вдруг раздался шум. Слышно было, как по палубе забегали люди. Послышались ругательства и проклятия. Затем раздалась зычная команда: «Пли!» Сверкнул огонь, и далеко по морю раскатился гул пушечного выстрела, будя береговые отголоски.

К немалому удивлению Ульоа, дикари не выказали не только своего обычного панического ужаса, но даже простого испуга, а спокойно стояли на плотах с поднятым оружием.

Первый пушечный выстрел перелетел через головы осаждавших, не причинив им никакого вреда, но последовавший за ним второй ранил нескольких туземцев. Однако и это не произвело между ними особенного переполоха, и когда Ульоа скомандовал стрелять, они дружно выпустили в осажденных целую тучу стрел. По раздавшимся на борту корабля проклятиям можно было судить, что часть стрел не миновала своей цели.

Пока шла перестрелка с этой стороны, плот Ретона подошел к тому месту, где все еще висела веревка. Старик со своим отрядом быстро взобрался по ней на галерейку; следовавшие за ним двадцать туземцев, вооруженных каменными топорами и тяжелыми палицами, не отставали от него.

Отсюда Ретон бросился на палубу и крикнул громовым голосом:

— За мной, друзья! Корабль сейчас будет наш! Прицелившись в пушкаря, он метким выстрелом свалил его с ног, так что пушкарь не успел еще раз зарядить орудие.

Началась ожесточенная схватка. Экипаж «Эсмеральды», разрядив ружья и не имея возможности зарядить их вновь, сбился в кучу и с яростью бился прикладами ружей. Темнокожая орда, пылая жаждой мщения за убитых товарищей и поощряемая криками своих вождей, без устали наседала на небольшую кучку защитников судна, число которых с каждым мгновением все убывало.