Сокровище Голубых гор

«Белый в сопровождении четырех туземцев, — подумал Ульоа. — Гм! Уж не нас ли они разыскивают?.. Неужели нас предали наши?.. Впрочем, нет, за старика-боцмана я чем угодно поручусь, а вот насчет юнги несколько сомневаюсь. Но посмотрим, что будет дальше, и будем действовать сообразно обстоятельствам».

Вскоре небольшой отряд, вооруженный каменными топорами, вместе со своим предводителем, в руках которого был карабин, остановился в нескольких шагах от убежища путешественников, видимо, прислушиваясь и приглядываясь.

Математе нагнулся к Ульоа, сидевшему ниже его на толстом суку, и еле слышно шепнул ему:

— Видишь, вождь, белого? Это один из тех, которые приплыли сюда на большой крылатой лодке.

— Вижу, но не могу понять, что он делает. Птиц, что ли, ищет?

— Нет, тогда он действовал бы по-другому.

— Значит, он кого-нибудь ищет или ожидает?

— Да. Будем молчать. Увидим, — отрывисто прошептал дикарь. Между тем отряд двинулся вдоль ряда деревьев, окаймлявших с восточной стороны поляну. Он останавливался перед каждым деревом, причем предводитель внимательно осматривал на известной высоте ствол дерева. Добравшись до одной из роскошных колоннообразных сосен, называемых каори и принадлежащих к семейству даммаросов, высотой до сорока метров, при обхвате в полтора метра, темнокожие вдруг испустили радостный крик и указали своему предводителю на дерево. Тот поспешил подойти поближе, посмотрел и с видимым удовлетворением несколько раз кивнул головой; потом что-то сказал своим темнокожим спутникам, после чего все торопливо направились тем же путем назад.

— Что бы все это значило? — прошептал с полным недоумением Ульоа.

— Увидали на том дереве, что им было нужно, и ушли, — пояснил Математе. — Теперь они не вернутся до утра. Можно спокойно поужинать. Только не следует сходить с дерева: на нем все-таки безопаснее. Я сейчас сделаю тут для молодой дочери нашего вождя постель, — продолжал канак. — А ты, — обратился он к брату, — принесешь сюда птиц, они теперь уж готовы.

Пока Котуре спускался вниз и доставал из ямы жаркое, Математе с поразительной быстротой и ловкостью устроил на дереве из тонких ветвей удобный и прочный гамак и устлал его мягкими листьями.

Птицы действительно оказались изжаренными, и сильно проголодавшиеся путешественники принялись вместе с канаками усердно истреблять вкусную дичь. Обвернутые ароматными листьями и изжаренные по вышеописанному способу дикарей, ноту представляли собой настоящий деликатес.

Когда все насытились, канаки устроили гамак побольше для капитана Ульоа и молодого Бельграно.

Как только молодые люди улеглись в импровизированные воздушные постели, они тут же крепко заснули. Что же касается капитана, то, по привычке всех моряков, он еще долго продолжал сидеть, куря трубку, пока наконец его тоже не одолел сон и старый моряк устроился рядом со сладко спавшим молодым человеком.

Бодрствующими остались одни канаки. Дикари благодаря своей удивительной выносливости могут без особенного для себя неудобства не спать несколько суток подряд и продолжительное время подвергаться всевозможным лишениям.

Давно уже измученные путешественники не спали так спокойно, как в эту ночь, под бдительной охраной дикарей и в полнейшей тишине, вдыхая чудесный воздух.

Когда Ульоа проснулся на рассвете, дикари радостно приветствовали его, почтительно называя «великим белым вождем». Накануне они его называли просто «белым вождем», а теперь прибавили к этому эпитет «великий». Этим было многое сказано. Ульоа хорошо понимал, что значит такое отличие, и остался очень доволен. Это свидетельствовало о том, что почтение к нему дикарей за ночь не уменьшилось, а, напротив, еще больше увеличилось. Из этого можно будет извлечь большую пользу для дела.

Отправив дикарей за кокосовыми орехами на завтрак, Ульоа разбудил своих молодых спутников. Все с удовольствием позавтракали кокосовым молоком и кремом.

По окончании завтрака Математе предложил капитану и его спутникам спуститься на землю и посетить, если им будет угодно, селение племени крагоа, где они будут приняты со всеми почестями, подобающими великому белому вождю и детям их бывшего великого вождя.

Ульоа за себя и за своих спутников изъявил согласие на это любезное предложение и прибавил:

— Кстати, взглянем на то дерево, к которому приходил ночью другой белый с темнокожими.

К немалому изумлению Ульоа и его спутников и большому испугу дикарей, они увидели на дереве грубое изображение трех ноту, вырезанное ножом.

— Табу! — вскричали канаки, с испугом отскакивая от дерева.

— Знаки ноту! — воскликнули путешественники, с любопытством и удивлением рассматривая изображение птиц.

— Только тут прибавлено два креста, которых нет у меня, — заметил Бельграно.

— Зато они были на значке, выловленном Ретоном из моря. Я это хорошо помню, — сказал Ульоа. — Кто-нибудь из ваших мог начертить эти знаки? — спросил он у канаков.

— Нет, — поспешил ответить Математе, — из наших никто не осмелится делать знаки, на которые великим вождем наложено табу: за это накажет Таки.[4]