Сокровище господина Исаковица

Единственная проблема заключалась, по его словам, в том, что все жили в общих помещениях и таким супружеским парам, как они с Рут, не удавалось спать вместе. Поэтому когда их друг Гюнтер рассказал, что в его кибуце в Хайльбронне они могли бы получить собственную комнату, молодые супруги не колебались ни секунды. Они переехали туда и взяли с собой моего дедушку Эрнста. В Хайльбронне жило в общей сложности пятнадцать человек, тринадцать мужчин и две женщины. Летом и осенью 1938 года они работали в окрестных садах, ожидая разрешения на въезд в Палестину, которого так и не получили.

Во время регистрации всей еврейской собственности им в паспорта ставили штамп с буквой J, женщин заставляли добавлять к именам "Сара", а мужчин – "Израиль". Итак, дедушка, его брат, Гюнтер и Киве работали в Хайльбронне, евреев по всей стране принуждали продавать собственность, осень постепенно подходила к концу, и неумолимо приближался день, о котором никто из выживших при уничтожении евреев не может говорить без страха в глазах.

* * *

Приблизительно в девятистах километрах северо–восточнее Хайльбронна мы с отцом и сыном продолжаем свой путь по польскому побережью. Вокруг между тем становится все приятнее. Машин все меньше, деревьев – больше, а дома все красивее. И вот мы проезжаем через большой парк, по другую сторону которого ты словно попадаешь в другой, более ухоженный мир. Все дело в том, что мы быстро приближаемся к популярному у туристов курорту Сопоту. Мы решаем сделать остановку у моря, и я пытаюсь подсказывать отцу, где лучше свернуть, но он больше меня не слушает.

— С меня хватило порта, – говорит он.

— Там нам просто не повезло, – оправдываюсь я. – Поскольку они очень многое перестроили к чемпио нату Европы по футболу.

— Давай‑ка повтори, – просит отец.

— Что?

— То, что ты говорил раньше. О том, что был неправ.

— Прекрати, – возмущаюсь я.

— Это самое меньшее, что ты можешь сделать после катания по порту. Кто знает, что случилось бы, если бы нас поймали поляки из автопогрузчиков.

Лео смотрит на меня с интересом, словно пытаясь понять, собираюсь я препираться или нет. Даст его папа сдачи или признает себя побежденным. Живущий во мне мальчишка хочет первого, но на этот раз взрослый берет верх.

— Ладно, – говорю я. – Ты был прав, а я неправ. Отец удовлетворенно кивает.

— Вот, слышишь, Лео, – обращается он к моему сыну. – Вам повезло, что у вас есть я и мой телефон.

Затем он сворачивает совсем не в ту боковую улицу, какую выбрал бы я, но она, как это ни прискорбно, идеально доводит нас до цели.

13. Хрустальная ночь

Позади нескольких туристских отелей мы находим огороженную парковку, ставим машину и бредем к установленной там будке, чтобы заплатить. В будке находятся двое мужчин: один сидит за столом, второй стоит рядом. Мы даем им немного польских денег и получаем квитанцию. Как раз когда мы собираемся уходить, отец замечает стоящую рядом с будкой большую и потрясающе эффектную коптильню. Благодаря длинной трубе она напоминает маленький пароход, у нее имеется несколько разных решеток и дымоотвод. Неудивительно, что отец заинтересовался.

– Do you know where I can buy this kind of grill?[23] – спрашивает он парней в будке.

Оба поляка смотрят прямо перед собой с непроницаемыми лицами, словно вообще не слышали вопроса.

— Они что, не понимают по–английски? – интересуется отец.

— Похоже на то, – отвечаю я. – Но если хочешь, я могу дать тебе польский словарь.

Отец отказывается и предпочитает попробовать на другом языке.

– Entschuldigen Sie, – говорит он. – Wissen Sie wo ich diesen Grill kaufen kann?[24]

Вновь не получив ответа и не удостоившись взгляда, отец поступает так, как обычно делает, когда его не понимают люди в других странах. Он повторяет то же самое, только значительно громче.

– WISSEN SIE WO ICH DIESEN GRILL KAU– FEN KANN?

Однако это тоже не помогает. Поляки не произносят ни слова. Они вообще не реагируют. Мы сдаемся, оставляем их сидеть в своей будке и начинаем спускаться по ступеням, ведущим к морю.

— Странно, что они не знают немецкого, – говорит отец через некоторое время. – Его ведь обычно учат в школе.

— В Швеции да, – отвечаю я. – А здесь, возможно, нет.

— Да, но все равно. Все‑таки немецкий обычно изучают.

— В Швеции да, – повторяю я. – Может, здесь не слишком жалуют немцев. Они ведь вторглись в их страну и уничтожили почти пятую часть населения.

— Да, но тем не менее, – не унимается отец. – Мне это все‑таки кажется не совсем разумным. Особенно учитывая туризм.

Я даже не знаю, что сказать, поэтому мы продолжаем спускаться молча. Лео скачет впереди, как горная козочка, а мы, представители старших поколений, придерживаемся чуть более спокойного темпа.

— Но эти истуканы ловко придумали поставить во круг своего участка забор и брать деньги с тех, кто там паркуется, – замечает отец.

— Действительно, – поддерживаю я.

— Когда темнеет, они наверняка превращают это в ночной клуб. Устанавливают шесты и приглашают полуголых девчонок.

— И торгуют колбасой, приготовленной в этой потрясающей коптильне, – добавляю я.