Сокровище Итиля

– А подсылы да соглядатаи на што? – Ухмыльнулся Свенельд. – Чать, звонкой монете всяк рад. Кинь кличь, да за куну сребра от охотников послужить отбою не будет… Намедни донесли мне, што допрежь рати уж хакан-бек о казне порадел. Вестимо, коль про ево сказывали: хитер аки старый лис – случись што, ужом вывернется, а таки выскользнет.

– То-то, што не пардус! – презрительно процедил сквозь зубы князь, вспомнив, как накануне повёл себя хакан-бек в битве: едва Святослав стал одолевать, бежал с ратного поля. И с высокомерной усмешкой прибавил: – Лукавством да извёртом на рати не выстоять! Супротив силы сила ж потребна! По мне так, меч – всему голова!

– То-то и видать, младешенек ты ещё, княже… – промолвил воевода, по-отечески снисходительно покачав головой.

Святослав и в правду был молод, едва двадцати трёх годов от роду, однако не терпел, ежели кто дерзостно напоминал ему о его летах. Воеводе же подобное прощалось, ибо в словах старого воина, пестовавшего княжича с младых ногтей, никоего урона княжьей чести не было, да и быть не могло. В них была лишь наука. Свенельд, никто другой, сделал его великим воином, в том сомнения никакого: порукой многие славные победы. Всем хорош князь Киевский: смел, силён, в битве удачлив… Но при том, прост и бесхитростен, аки отрок. Об том и сокрушался сейчас воевода, в который раз пытаясь пробудить в князе помимо бесстрашного воина, ещё и мудрого державного властителя.

– Не мечом единым пределы княжества ширятся. Взять, к примеру, хоть бы матушку твою, княгиню Ольгу. – В голосе старого воина слышалось неподдельное уважение. – Покуда ты по малолетству к правлению не способен был, она мало што древлян пригнула да новогородцам и плесковичам урок назначила, а и с кочевым людом завсегда находила нужное слово. Князей-то разных в степи, што в бору шишек, и кажный зарился на земли киевские. Степняки те, навроде как, все под козарами, а всё одно всяк норовит, штоб быть сам по себе. Так она, княгиня, кого припугнёт, кому што ни то посулит, а иному и сребра отвесит. Глядишь, присмирели, больше промеж себя грызутся, а на Руси-то покойно… Вона тока о прошлый год печенеги стояли под Киевом, а ныне с нами замирились да вместях с твоей дружиной на козар пошли. И торки тож пошли. А буртасы? Нешто и впрямь мыслишь, они от хакана отложились, што он де с ними на больно ласков был? Всё от того, што посланцы матушки твоей, княгини, загодя кого улестили, кого одарили. Стал быть, не мечом единым дела делаютца! – вновь повторил он прежде сказанное. – Где-то, мож, токмо силой и надобно ломить, а где и хитровством да подкупом. Теперь, как ты, княже, в силу вошёл, сию науку и тебе перенимать надобно, уж не погнушайся.

– Успеется. А ныне меч правит! – сказал, как отрезал, князь, по всему видать, притомившись от умных речей воеводы.

Не впрок ему сия наука, ох не впрок, с сожалением вздохнул Свенельд, в который раз осознавши всю тщетность своих потуг. Как прежде все попытки приохотить молодого князя к делам державным кончались ничем, сколь княгиня Ольга не старалась, так и теперь у Свенельда в который уж раз не вышло.

– Неча словесами плескать из пустого да в порожнее. – Вмешался голос Святослава в невесёлые думы воеводы. – Об деле давай! Наши пешцы, должно, к ночи будут. Степняки со своими кибитками тож… – Князь ухмыльнулся. – Чудной народ! Жён да чад неотлучно за собой таскают. Ну да то – их докука… Что дале?

– Я так мыслю, наперво надобно воям передых дать, – изложил свои мысли на сей счёт воевода. – Двух дён довольно будет. Пока стоим, я слух пущу, мол нам тут быть не след, мол, на Русь спехом ворочаемся. А сами на Самандар двинем. Путь не близкий. Вожатого я загодя приискал. Навряд нас там ждут. Расплохом возьмём. Ежели Иосиф с казной туда подался, а боле ему деться-то и некуда… Сам суди, Саркел – наш, Атиль – наш, един Самандар у козар из градов и остался. Глядишь, и злато-серебро ево нашим станет.

– То дело! – одобрил план Святослав, воспламеняясь вновь утраченной, было, надеждой заполучить хаканову казну.

Часть II

Вечер воспоминаний

Уже смеркалось, когда тишину погружённой в полумрак квартиры нарушила мелодичная телефонная трель. Академик Нарымов снял трубку.

– Слушаю вас.

– Добрый вечер, Виктор Валерьевич! – негромко произнёс женский голос.

– Здравствуйте, Лена!

На несколько томительных секунд воцарилось молчание. Видимо, женщина никак не ожидала, что будет столь скоро и безошибочно опознана.

– Не думала, что вы меня вот так сразу узнаете, – чуть сконфуженно призналась она после паузы: – Всё-таки с последней нашей встречи немало воды утекло.

– Немало, – согласился с ней Нарымов. – Но неужели вы полагаете, что я способен позабыть голос своей любимой ученицы?

Назвав звонившую любимой ученицей, он ни на йоту не погрешил против истины. Причём ключевым в данном словосочетании являлось именно «ученица», ибо их отношения никогда не были окрашены в романтические тона. Тем не менее разрыв этих отношений стал для Виктора Валерьевича весьма болезненным…