– А я вас!
– Вспомни, несчастный, что я жена бана, кто тебе поверит, такому прохвосту?
– Это правда, – угрюмо заметил Чоколин. – Черт побери, я позабыл о судьях и законе! Чего же вам нужно от меня?
– Павел женится на Доре!
– Само собой! В первый же день после троицы их венчает каноник Врамец.
– Это не должно случиться!
– Что ж, я согласен.
– Оставь шутки! Ты должен этому помешать!
– Но как?
– Твоя забота.
– Застрелить господина Павла на большой дороге из-за кустов. Согласны?
– К черту!
– Или…
Цирюльник зашептал что-то госпоже Кларе на ухо, и она закивала головой в знак согласия.
– Вот тебе золото! – сказала она громко и протянула ему полный кошель.
– Слава богу, я отгадал ваши мысли! Но когда все будет копчено, могу ли я убраться из Загреба?
– Можешь.
– Но перед тем я зайду, чтобы получить на путевые расходы.
– Приходи!
В этот миг у двери мелькнула чья-то тень и выскользнула из дома. Напевая и позвякивая золотом, цирюльник, ничего не заметив, направился в свое логово.
Вдруг ночную тишину всколыхнул хриплый голос Гаруца:
– Хозяева и хозяйки, пробило двенадцать часов!
– Ха, ха, ха, – тихонько засмеялся брадобрей, – мой приятель Гаруц прокукарекал полночь! Кого-то, значит, будут отпевать!
А тень следовала за Чоколином. И лишь убедившись, что Грга вошел в дом, повернула в сторону городской стены и спустилась на берег Медведницы. Перед небольшой хижиной человек трижды свистнул.
– Кто там! – отозвался густой бас. Из хижины вышел харамия Радак. – Ты, Ерко? Долго же ты заставил себя ждать? Какие новости?
– Плохие, очень плохие, – тихо ответил Ерко. – Расскажи Павлу, что французский полковник хотел загубить Дору и что я разрушил его замыслы. Но опасность еще не миновала! Ты знаешь, я часто захожу в дом, где остановился бан. Кто там обращает на меня внимание! Когда этот негодяй цирюльник вошел в покои Клары, я прижал ухо к двери, а я не глухой.
– Опять цирюльник? – задумчиво заметил харамия. – Я отдал бы свое ружье, чтобы только на него посмотреть!
– И все слышал. Речь шла о Доре, они задумали что-то недоброе, все шептались. Быть беде! Слушай, Милош, если тебе дорога могила твоей Мары, беги, лети к Павлу, скажи, чтобы спешил сюда, а я покуда здесь пригляжу.
– Клянусь честным крестом, передушил бы я их всех! Но я сейчас же иду, Ерко! Доброй ночи!
Харамия поспешно удалился, исчез и Ерко, среди ночной тиши слышно было только журчание ручейка.
Утром, накануне дня святого Фомы, судья Якопович сидел у себя в ратуше. Назавтра назначено было открытие сабора, сегодня же бан должен был произвести смотр квартировавшим в Загребе частям перед тем, как отправить их на турок. Якопович тер озабоченно лоб, размышляя, как ему завтра рассказать на саборе о бесчинствах подбана, как протестовать против бана, который силой, вопреки закону и обычаю, поставил своих голодных солдат в дома к горожанам.
Вдруг судья вздрогнул и оторвался от своих мыслей, у дверей зазвенели шпоры, и на пороге появился Мельхиор Томпа Хоршовский, адъютант бана.
– Господин судья, – мрачно начал офицер, – добрый день! Меня послал его вельможность господин бан.
– Что желает его вельможность, милостивый государь? – спокойно спросил судья.
– Его вельможность очень недоволен городом. Да и может ли быть иначе? Бан голоден, вы его не кормите, не поите, ему холодно, вы не отапливаете дом, по ночам темень, вы не даете ему свечей, и солдаты тоже голодны и мерзнут.
– Милостивый государь, – ответил судья, – право же, мне неизвестен закон, по которому наш именитый город обязан кормить, поить и обогревать господина бана. Он наш гость, мы и без того делаем все возможное, хотя город беден, весь урожай побил град. В Золотой булле говорится, что Загреб обязан поставить бану вола и сто хлебов, когда он в первый раз приедет в город, но не может же это тянуться без конца и края, и уж совсем мы не должны кормить его дружину. Солдаты хотят есть и пить? Чем я могу помочь? Они съели и выпили все, что было в городе, бедняки ужо голодают, несчастный народ вынужден есть одну пустую капусту. Так и передайте господину бану!
– Сообщать бану я ничего не буду, меня это вовсе не касается, – ответил воин. – Мое дело передать вам, судья, приказ бана, а именно, чтобы город давал бану ежедневно, пока он находится в Загребе, десять кувшинов старого вина, десять хлебов, десять фунтов хорошей говядины и десять сальных свечей, не говоря уж о сене и овсе.
– От лица города я как глава и судья его заявляю, что мы не выполним этого приказа! – решительно ответил судья.
– Что ж, не выполняйте, мы возьмем сами! – закричал адъютант.
– А я заявляю официальный протест от имени всей общины и граждан именитого города.
– Протестуйте хоть до второго пришествия! А что вас ждет, вы теперь знаете. Прощайте! – закончил Томпа и ушел.
Вскоре на сторожевой башне забили в набатный колокол.
– Пожар! Пожар! – закричали на улицах. Женщины, дети, мужчины с побледневшими лицами метались по городу.
– Пожар! Пожар!
– Где? Где?
– Храни нас бог и святой Флориан!
Ударили в набат и с колокольни св. Марка. Ужас охватил горожан.