Мы лежим рядом, мой лоб прижат к ее лбу, рука моя — на ее груди, нога моя — на ее ноге. Величественные, возвышенные поцелуи любви наполняют и питают сердце и чувствительную душу; не сказано ли: Да отдаст он мне все поцелуи своих уст. Спокойствие царит в этих словах, и все буквы, соединившись в великолепном согласии, объединяются — буквы заглавные, прописные, буквы над строчками, еще мечущиеся снизу вверх, и буквы под строчками, пересекающие их сверху вниз, все крепко обнимаются от волнения и признательности, образуя одно слово, одно только слово.
Так мы лежали, обнявшись, в темноте, губы к губам, тело к телу, когда услышали, как поворачивается ключ в замочной скважине. Все буквы, испугавшись, улетели.
Тень приблизилась. Кинувшись на нее, я опрокинул вошедшего на пол, занес над его головой бутылку.
Джейн зажгла лампу и вскрикнула от удивления. Человек, лежавший на полу, был не кто иной, как Йозеф Кошка.
— Что вы здесь делаете? — спросил я, помогая ему подняться.
— Такой вопрос я должен был бы задать вам, — ответил он, осматриваясь. — Что здесь произошло?
— Понятия не имеем, — парировала Джейн. — Но, может быть, вы знаете?
— Почему вы меня преследуете?
— Мы вам уже говорили: мы ведем расследование.
— Вы подозреваете меня? — спокойно спросил он. — Вы на ложном пути. Что вы хотите узнать?
— Мы здесь для того, чтобы помочь вам, — сказала Джейн.
Возникло молчание, во время которого Кошка озабоченно глядел на нас.
— Ладно. Приходите завтра вечером ровно к семи часам в Томарский собор, под главный неф.
— А что там будет? — спросила Джейн.
Кошка бросил взгляд на кинжал, лежавший на постели.
— Наши враги ужасны. Мы все подвергаемся смертельному риску…
— Все? — переспросила Джейн. — Вы уверены, что рискуете? Или подвергаете риску других?
— Наш орден всегда хотел сохранить свободу, и смысл его существования заключается в Милосердии. Non Nobis, Domine, Non Nobis, Sed Nomini Tuo Da Gloriam.
— Это ваш девиз? — спросила Джейн.
— Это был девиз профессора Эриксона.
— Псалом сто пятнадцатый, стих первый, — уточнил я.
— Профессор Эриксон, — начал Кошка, — являлся главой американского отделения нашей ассамблеи, которая признает Конституцию США как высший закон.
Кошка прошелся по комнате.
— Это была развивающаяся группа, Джейн. Убив профессора Эриксона, они обезглавили всемирную организацию.
— В чем же состоит ваша миссия?
— Вмешиваться во внешнюю политику Израиля. Организовывать исследования для установления политики безопасности совместно с американскими, канадскими, австралийскими, английскими, европейскими дипломатами, а также с дипломатами стран Востока. Защищать Иерусалим как столицу Израиля и копить средства для изысканий в целях…
Он сделал паузу, потом продолжил:
— Восстановления Храма…
— А почему именно вы? — спросил я.
— Вечером, — ответил Кошка, — будьте в Томарском соборе, ровно в семь часов.
Вечером солнце опускалось за возвышавшуюся над городом гору, проскальзывало между крепостными стенами монастыря Христа, окутывая их, словно нежная мать ребенка, мягкими тонами охры, расцвечивая красновато-золотистым, светло-коричневым, розово-оранжевым светом.
Мы молча прошли во владения, некогда занимаемые тамплиерами. На вершине горы находилось узкое плато, острый силуэт гордо возвышался над ним, словно острие меча над громадной сторожевой башней, воздвигнутой и против захватчиков, и чтобы коснуться неба. Гору венчало облачко, словно защищая этот Рибат, этот космический храм, повисший в воздухе.
Мы прошли через Кладбище монахов, заложенное в XVI веке, потом направились к центру обширного владения, огромному монастырю Христа, красивому, узорчатому, будто вырезанному ножницами, с арками и рифлеными пилястрами, с тяжелыми капителями… Храм, подумал я, храм, свидетельствующий о чистоте помыслов тамплиеров, так как все здесь казалось устроенным вокруг квадрата и совершенных прямых линий, все направлено в одну небесную точку, как в храме Соломона. Тамплиеры возвели стену, внутри, в самой середине, стояли замок и восьмиугольная церковь.
В монастыре-крепости все было спокойно. Свет проникая туда, словно небесный голос, через окна фасада и придела, косыми, причудливыми лучами, бесконечно мягкий. Как мавры и мусульмане Рибата, набожные тамплиеры проходили здесь временную военную службу, сочетая молитву с военными действиями.