Сокровище Китеж-града

– Ее душа давно загублена… Ты погляди только, как она платье задрала! Срамота! Отца не постыдилась… ляжками-то голыми сверкать да глазенками блудливыми моргать, разжигать греховное вожделение?!

Мать метнулась к Варьке, склонилась, одернула ей подол, торопливо крестясь и бормоча молитву… Она и верила, и не верила. Дочь-то и вправду уродилась не в нее – гордая, дьявольски красивая, наделенная нечеловеческой прелестью. Вот и Нестор Потапыч не стерпел… Заманила она его бесовскими ужимками. Может, и в самом деле – антихристово семя?

Прасковья Федоровна поглядела на лежащую без памяти Варьку… как есть блудница вавилонская! Ни под какой платок, ни под какую хламиду прельстительные формы не спрячешь. А как глазищами синими почнет сверкать, так и захолонет сердце-то, зайдется в смертной истоме – у бабы! – не то что у мужика!

– Что я породила на свою погибель? – запричитала мать, бессильно опускаясь на земляной пол. – Как теперь отмолю грех великий? За что мне муки такие посланы? Разве я не просила у господа благого, тихого пристанища? Разве не молила о смиренном духовном житии? Разве не помышляла уйти от мира в сокровенный град Китеж, где праведный человек духовно подобен убегающему от темной скверны мира сего?! А блудница сия у меня же в подоле… в моем чреве выношена, на свет божий выпущена…

– Житие в благочестивом граде Китеже надобно заслужить, – сердито сказал отец, поднимая топор. – Господь требует от нас жертвы, Прасковья! И жертвою этой…

– Тихо ты! Тихо, тихо… – зашептала мать, прикрывая рот уголком платка. – Она, чай, оклемалася, услышать может. Людям поведает, они нас не пожалеют, выдадут антихристу… не позволят исполнить завет божий…

Думала ли она так на самом деле или просто хотела спасти жизнь дочери, Варя до сих пор не знала. Мать осталась в ее памяти покорной и забитой, насмерть перепуганной женщиной. Кого она боялась больше – бога или бородатого бешеного Нестора Потапыча – неизвестно.

Тогда, в сарае, Варенька поняла, что настала пора уносить ноги из родительского дома, иначе она заплатит за «житие в благочестивом граде Китеже», которое то ли будет, то ли нет, своей юной, невинной жизнью. И что красота ее таит в себе угрозу страшную. Потому лучше ее ото всех прятать. А если не получится… придет неотвратимая беда.

Потом-то она прогнала глупые мысли, но совсем они не ушли – спрятались до времени на самом донышке, затаились. Придет их час – явятся, напомнят о себе знамением небесным – как эта ядовито-желтая, пронзительная луна…

«Отец и мать безумны, – догадалась Варенька. – Оба! Такие убьют – и отвечать не будут. Признают их невменяемыми, тут и делу конец. А уж назад не вернешь ничего – ни молодости загубленной, ни жизни девичьей. Бежать надо. Бежать! Бежать…»

На этом она проснулась, в холодном поту, в ознобе, стуча зубами от ужаса и отвращения. Встала, выпила воды, умылась… вроде – полегчало…

Страшный сон снился ей нечасто, раз или два в год, летом, когда начинались теплые лунные ночи. Такие, какая была во время праздника Поклонения Лотосу. Может быть, восточные боги милосерднее… потому она и решила отдать им предпочтение. Осирис, Исида, Лакшми, Будда, Брама и Кришна не карали за красоту, за порывистое, страстное сердце, за любовь к свободе.

Варвара Несторовна постояла у окна, вдыхая свежий, пахнущий липой воздух. Из гостиной раздавался негромкий храп мужа. «Спит себе, – невольно позавидовала она. – Ему-то, наверное, такие кошмары не снятся».

Она снова легла, смежила веки, уже замирая в страхе от возможности повторения жуткого сна. И почему прошлое не оставит ее в покое? Ведь она ушла от него, выскользнула из его цепких объятий, отрезала его, как сухой, мертвый сук…

Незаметно стерлась в сознании зыбкая грань между явью и сном. Из душной, густой темноты до нее доносилось монотонное бормотание, горели масляные лампады у старых икон, черных, покрытых столетней пылью…

«Жена, сидящая на звере семиглавом, нагая и бесстыдная, – рокотал сквозь дым и чад низкий, хриплый голос, – в руках же своих держит она чашу, полную всякой скверны и смрада. И подает ее живущим в мире и любящим ее, в первую очередь… патриархам, царям, князьям, воеводам и всяким власть имущим… и мужам достойным, и юнцам безусым, и…»

Варвара Несторовна в ужасе открыла глаза. Было уже утро. Сквозь плотные шторы пробивалось солнце. Из комнаты сына доносилась веселая музыка…

Ночные страхи показались ей пустыми, ничего не значащими. Пора было вставать, собираться на работу.

* * *

– Тебя к телефону, – сказала Ева, заглядывая в ванную, где Всеслав брился. – Подойдешь?

– Конечно. – Он вытер с подбородка остатки пены. – Хоть бы раз в жизни позвонили, когда я не под душем, не сплю и не бреюсь!

– Все остальное время тебя невозможно застать дома, – улыбнулась Ева. – А номер мобильного ты почти никому не даешь.

– И правильно делаю. Кто звонит?

– Какая-то Лена.

Господин Смирнов взял трубку.

– Алло, – сказал мелодичный девичий голос. – Это Всеслав Архипович? Вы искали преподавателя индийских танцев для своей дочери… Помните?