Сокровище любви

В конце концов, нельзя забывать, что он — граф де Вийяре, глава древнего, знатного и прославленного рода. У него есть ответственность и обязанности не только перед матерью, но и перед теми де Вийяре, которые остались во Франции.

Многих из них убили во время революции, но оставались еще кузены и кузины, а также более дальние родственники, которые носили это имя и, пережив самое страшное, кое-как приспособились к наполеоновскому режиму.

Когда-нибудь, когда наконец наступит мир, он обязательно найдет их и окажет им любую помощь, как и подобает человеку в его положении.

Это также было одной из причин, по которой ему требовались деньги, — он хотел иметь возможность выполнить обязательства, налагаемые на него происхождением и положением в семье, как это требовалось по традиции и как всегда поступали его предшественники.

Все это мгновенно пронеслось в его мозгу, но, несмотря на все усилия, Андре чувствовал, что какая-то внутренняя, непреодолимая сила толкает его к этой удивительной девушке, этой юной и прекрасной монахине, и что хуже всего, этой полукровке.

Они прошли через сад, и Андре вдруг с удивлением обнаружил, что на самом деле не он ведет свою гостью, а она его.

Она провела его через заросли пышно разросшихся кустов, и он увидел, что каким-то чудом оказался в крохотном, огороженном невысокой стеной, садике.

Стен, правда, почти не было видно, так густо обвили их стебли вьющихся растений, а цветы, некогда высаженные на клумбах, разрослись теперь в своем диком, первозданном великолепии, заполонив все вокруг.

Посреди садика был круглый каменный бассейн, а в нем стоял пухленький купидон, державший дельфина.

Когда-то бассейн был наполнен водой, которая фонтаном выплескивалась из пасти дельфина; в нем, должно быть, резвились золотые рыбки, думал Андре, совсем как в тех фонтанах в садах Франции, около которых он играл в детстве.

Теперь золотых рыбок не было, не было и воды; только ящерицы шныряли по старым, потрескавшимся камням.

И все же это было неким символом той роскошной, изысканной жизни, которой когда-то наслаждались здесь его тетушка и маленькая девочка по имени Сона.

— Я не знал, что здесь есть такое, — удивленно сказал Андре.

— Этот садик… очень красивый, — ответила девушка, глядя на цветы и на фонтан с амуром.

— То же я могу сказать и о вас.

Она подняла голову, изумленно взглянув на него; глаза их встретились, и они уже не могли отвести взгляд друг от друга.

Они стояли не шевелясь, глядя друг другу в глаза. Солнечный свет дрожал на цветах и листьях, все вокруг них, казалось, трепетало в унисон их сердцам. Так они стояли и смотрели, пока наконец в мире не осталось ничего, кроме двух пар глаз, устремленных друг на друга. Сами они как будто растворились в вечности.

— Что это случилось с нами? — спросил Андре почти шепотом.

Девушка не ответила. Он помолчал еще мгновение, и вдруг, неожиданно для него самого, слова полились из него потоком:

— Я хочу касаться вас, хочу целовать вас, но я знаю, что это запрещено; я все понимаю, но только чувствую, что с того момента, когда я увидел вас, со мной произошло что-то такое, чего еще никогда не было в моей жизни.

— Я… не понимаю.

Андре видел, как шевелятся ее губы, выговаривая эти слова, но чувствовал, что то, что она говорит вслух, не имеет никакого значения.

— Не правда, вы очень хорошо все понимаете, — возразил он. — Я люблю вас. Я схожу с ума от любви и способен контролировать себя и действовать разумно не больше чем если бы я вдруг захотел подняться в воздух, как те птицы, которых вы кормите. Теперь, когда вы здесь, рядом со мной, когда мы провели вместе все утро, нет смысла притворяться. Вы должны узнать правду.

— Вы… любите меня?

— Люблю! — воскликнул Андре. — Я люблю вас так, что не могу выразить это словами; я и сам не могу понять, как это случилось, но это чувство так огромно, так безгранично, что я не в силах с ним бороться.

— Я… я не должна слушать вас!

— Так говорит вам ваш разум, — горячо ответил Андре, — но не ваше сердце! Когда я дотронулся до вашей руки, я понял, что вы чувствуете то же, что и я. Вы моя, какие бы трудности, препятствия и преграды нас ни разделяли. Скажите же мне, что нам теперь делать?

Монахиня вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Я не могу больше… вас слушать, — повторила она. — Мне не следует этого делать! Пожалуйста, отпустите меня! Мне пора идти.

— Вы свободны и можете уйти в любой момент и куда угодно, — ответил Андре. — Вы знаете, что я не стану вас задерживать. Я люблю вас слишком сильно, чтобы огорчить вас чем-нибудь или обидеть.

Она стояла перед ним, наклонив голову, закрывая лицо руками; он видел нежный изгиб ее склоненной шеи, ее тонкую, белую кожу.

Андре с трудом удержался, чтобы не нагнуться и не поцеловать ее; вдруг, словно очнувшись от наваждения, он схватил себя за голову.

— О Боже, что я наговорил вам? — в ужасе воскликнул он. — Я знаю, вы думаете, что я вел себя недостойно, безумно! Я и правда, неверное, потерял рассудок, если осмелился говорить так с вами, монахиней, давшей обет Богу, но, Боже милосердный, я просто потерял голову!