— В одни из них накачивался с помощью деревянных поршней воздух. Эти поршни — прадеды насоса, которым вы накачиваете шины вашего автомобиля.
Другие служили отдушинами для отвода дыма из печи.
Оставшись один, Павлик подошёл к краю колодца и сел. Он чувствовал себя ослабевшим. Его внимание привлекла куча золотистого песка, и он запустил в него руку, как маленький ребёнок.
Песок дрожал у него перед глазами, рассыпаясь золотистыми искрами… казалось, он сыплется, струится по его одежде, по волосам, по лицу…
Двое учёных, занятые разговором, забыли о мальчике. Профессор Мартинов, случайно взглянув в его сторону, воскликнул:
— Что с ним там такое?
Павлик сидел, уронив голову на грудь, как будто уснувши.
Профессор Иванов подбежал к нему и поднял ему голову. На губах Павлика выступила желтоватая пена…
— Отравление! — вскрикнул в ужасе профессор Мартинов. — Коварное место. Скорее! Наверх, на открытую поляну и воды, воды!
Профессор Иванов схватил мальчика на руки и понёс его по каменным ступеням наверх. Профессор Мартинов последовал было за ним, но потом что-то вспомнил и вернулся. Он осмотрел внимательно место, на котором сидел Павлик, захватил горсть золотистого песка, поднял его на уровень глаз и стал рассматривать. Затем медленно стал высыпать мелкий, как мука, песок. В этот момент порыв ветра сдул песок с ладони профессора и осыпал ему лицо. Профессор, почувствовав горечь и ожог, достал платок, хотел откашляться, но вдруг ему стало так дурно, что он осел на землю, подогнув колени.
Профессор Иванов, остановившийся перевести дыхание, увидел, что произошло, положил Павлика на землю и подбежал к своему коллеге.
— Что случилось? — спросил он в испуге.
— …Мышьяк — прошептал, тяжело дыша, профессор Мартинов. — Бегите! Образуется… разложение…
Профессор Иванов не стал слушать дальше. Он помог профессору Мартинову подняться на ноги и, ухватив его под мышки, повёл наверх.
— Чёртовы… Берлоги! — простонал профессор Мартинов.
18
Университетский служитель дядька Стоян был собственником хорошенькой белой козочки с большими висячими ушами, грустными серыми глазами и бородкой клином. Он купил её вскоре после того, как экспедиция установилась в этих местах.
— Грешно — сказал он — на этих лугах, на этом просторе, не держать скотинки. Так считаем мы, старики. И молочко будет давать, и компанией мне будет. Куда мне с учёными людьми разговоры вести. Козочка, она мне впору…
И он всюду ходил с козочкой. Сперва водил её за собой по тучным пастбищам, по ущельям и лесам, а, усевшись где-нибудь, разговаривал с ней как с человеком, ласкал её, трепал за длинные мягкие уши, за бородку. Впоследствии козочка так привыкла ходить за ним, что не отлучалась от него. Шла сама по его пятам, тёрлась головой о его колени.
— И она живое существо, — излишне оправдывался дядька Стоян. — Ты думаешь, что оно ничего не соображает, не помнит, а вот на тебе, и оно хочет ласки, доброго слова.
За его привязанность к козе кто-то из состава экспедиции назвал его Махатмой Ганди.[6]
Тот, кто не знал хорошо старого университетского служителя, подумал бы про него: «Простой человечек, добродушный старик, которому только с козой и беседовать». Конечно, он ошибся бы. Дед Стоян имел привычку говорить так:— Нас, стариков, в своё время учили не ценить себя выше всякого другого человека. Такой был закон в жизни. Отцы, деды — все так говорили, все старались скромность проявить, обходительность с людьми. И мы, за ними, так же. Теперь молодое поколение, оно другое.
По характеру своему он был любознателен и нельзя сказать, чтобы он проспал жизнь в холодных университетских зданиях. В молодости он присутствовал на лекциях вместе со студентами, у него были любимые профессора, которых он слушал более охотно, были свои наклонности, и профессор Мартинов не раз заставал его в своём кабинете углублённо читавшим какую-нибудь книгу, отложив в сторону тряпку, которой вытирал пыль.
Однако он никогда не позволял себе сказать перед кем-нибудь, что он кое-что знает, кое в чём понимает, кое-что может.
С тех пор, как профессор Мартинов начал жаловаться, что работа в экспедиции не ладится, дед Стоян стал томиться из сочувствия к своему старому другу.
Дед Стоян начал своими путями обходить горы и ущелья, рыться в осыпях, залезать в трещины скал, пытаясь собственными методами что-нибудь обнаружить и помочь чем-нибудь делу.
— Во время жатвы полезен и водонос! — бормотал он в оправдание того, что исчезал по целым дням.
Козочка находилась при нём неразлучно. Вдвоём они исходили все уголки Орлиного Гнезда, тщетно ища чего-нибудь интересного для геологической разведки.
Наконец, ему повезло — накануне он нашёл кусок галенита, который и передал профессору Мартинову. Радость профессора по поводу находки возбудила в нём желание продолжать поиски.
Дед Стоян вошёл в лес, опустился в сухой каменистый овраг и попал в рощу величественных пихт, деревьев, очень редких в этих горах. В овраге царили мрак и тишина. Не было ни птиц, ни насекомых. Было темно и холодно, как в погребе.