Сокровище по имени няня

— Но только если ты здесь. Дядя Пирс говорит, что очень, очень опасно мне одному ходить к бассейну.

— Он прав. А сейчас, если ты закончил есть, давай уберем со стола, чтобы этого не пришлось делать Жанет.

— Хорошо. — Он слез со стула и понес свою тарелку и стакан к столу рядом с раковиной. Николь ополоснула их, а Томми показал, что умеет ставить посуду в посудомоечную машину. Ей удалось закончить обед, не сжимая его в объятьях и не целуя.

Жанет гладила в другом конце кухни и наблюдала за ними, ничего не говоря. Когда Николь спросила, почему она не села обедать с ними, домоправительница объяснила:

— Я здесь на случай, если понадоблюсь вам. Но лучше, чтобы вы проводили время вдвоем и побыстрей привыкали друг к другу. Несчастный малыш лишился матери, ему сейчас нужен человек, который посвятит ему все свое внимание. А я не могу этого сделать. Я рада, что вы пришли в дом Пирса.

У Николь потеплело на сердце от доверия, которое слышалось в словах Жанет. Она искупала Томми и читала ему сказку, пока он не заснул. Эти несколько минут были самыми счастливыми.

— Николь? — спросил он, сжимая свое ди-ди.

— Да, дорогой? — Она погладила ему щеку.

— Утром мама придет домой?

— Нет, солнышко. Но я буду здесь.

К глазам у него подступили слезы. Она взяла мальчика на руки и прижала к груди. Сердце щемило от боли. И она продолжала прижимать его к себе, надеясь, что, облегчив печаль ребенка, она найдет маленькое утешение и своей.

— Томми, когда проснешься, что ты хочешь на завтрак?

— Оладьи, — сквозь сон пробормотал он. — И сладкий сироп.

— Значит, будут оладьи.

И все остальные дни недели были оладьи.

Пирс всегда завтракал с ними и обедал часто тоже.

— Эта еда ему полезна? — спросил он на третье утро. — Не надо ли ему есть что-то более весомое? К примеру, кашу. И забыть о сиропе?

— Не в такую жару, Пирс. Каша — зимняя еда. Что же касается сиропа, то я даю ему очень мало. И раз он чистит зубы, сироп не принесет вреда.

— Ну, вы медсестра, — с сомнением произнес он. — Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Он продолжал следить за каждым ее шагом и задавать вопросы. Сколько раз в день она меняет мальчику одежду? Сколько времени у него уходит на завтрак и обед?

— Двадцать минут вполне достаточно, чтобы поесть, — раздраженно объявил Пирс в пятницу вечером. Томми особенно медленно возился со вторым. — Моя команда могла бы съесть в четыре раза больше еды за половину того времени, которое он проводит за столом.

— Но он же не служит на флоте, — резко возразила Николь. — По-моему, для него это едва ли имеет значение. И во всяком случае, не стоит превращать обед в гонку — кто быстрее пересечет линию финиша. Еда должна быть временем общения.

Пирс промолчал, но взгляд, которым он наградил ее, напомнил, что так она может зайти чересчур далеко. В конце концов, он хозяин, и этого никогда нельзя забывать. Она не вынесет, если он уволит ее.

Прошло восемь недель. Томми оказался золотым ребенком, которого легко любить. Он так охотно радовался, был таким нежным и благодарным. И если не считать, что в первую ночь она чуть не сделала катастрофическое признание, Николь прекрасно справлялась с ролью няни. Она не сомневалась, что человек со стороны объяснит ее любовь к мальчику добросовестным исполнением обязанностей. Ведь для этого ее и наняли.

Тогда почему, когда один страх почти рассеялся, появилась печаль другого рода? Почему ее не радовало, что она может быть с племянником неограниченное время? Что живет в роскошном доме? Что от удобств в этом доме захватывает дух? Почему она не чувствует себя счастливой?

Ответ ясен, но Николь не хотела признаваться себе в этом. Проблемой стал Пирс Уорнер. Казалось, он не понимал, что четырехлетние мальчики — не команда эсминца в миниатюре. Но с этим она все же могла справиться и справлялась.

Беда была в другом. Николь не могла невозмутимо подавлять в себе приступы зависти, нападавшие на нее всякий раз, как появлялась Луиза Трент.

Николь работала в доме, одетая как подобает няне. А Луиза бессовестно выставляла напоказ свои достоинства. Она носила шелк, который не мнется, каким бы жарким ни был день. Она надевала изящные туфли с каблуками тонкими, как ножка бокала для вина. И чтобы показать свои греховно красивые ноги, она не опускала подол юбки ни на дюйм ниже середины бедра. Какая бы ни стояла погода.

Луиза защищала свою фарфоровую кожу под широкими полями шляп, сделанных из тончайшей соломки. А Николь стала коричневой, как свежеиспеченный хлеб, бегая с Томми по саду и по берегу. Николь чувствовала себя служанкой в противоположность Луизе, представлявшейся истинной хозяйкой феодального поместья.

Николь пыталась разумно объяснить свои чувства. Они возникли из-за Томми. Мальчик заслуживает того, чтобы дядя бывал с ним чаще. А теперь Пирс появляется после рабочего дня, съедает сэндвич быстрее всех моряков на свете и исчезает с Луизой на весь вечер.

Разумные объяснения разлетелись на куски — Николь лежала без сна и ждала, когда откроется автоматическая дверь гаража, возвещая о возвращении Пирса. О возвращении среди ночи после свидания.