Сокровище Серебряного Озера

Внутри укрытия никто не терял времени даром. Имелось столько всего, чтобы рассказать и послушать! Хромой Френк сидел в полной темноте, разумеется, рядом со своим другом и кузеном. Раньше он не отступал ни на шаг от Толстяка Джемми, и, несмотря на все кажущиеся разногласия, они всегда жили душа в душу, но с тех пор, как морицбуржец встретил альтенбуржца, первый стал другим. Дролл не придирался к малышу и позволял ему говорить, как тому вздумается, что сильно привязало к нему Хромого Френка. Впрочем, Дролл, как опытный вестмен, немало думал о малыше. Он в полной мере сразу оценил его хорошие качества и искренне теперь радовался его геройскому поступку. Поскольку Френку удалось сначала схватить вождя, а потом оглушить и другого индейца, то здесь вряд ли имела место безрассудная отвага, скорее всего, это было проделано с трезвым умом и присутствием духа. Поступок Френка нашел всеобщее признание — все выразили свою похвалу, и лишь один воздержался — лорд, который теперь наверстывал упущенное. Он сел рядом с малышом и спросил:

— Френк, давайте поспорим?

— Я не спорю, — ответил малыш.

— Почему?

— У меня нет на это денег.

— Я дам вам взаймы.

— Долг не ревет, а спать не дает, говорим мы, саксонцы! Впрочем, это не по-христиански и контрибутивно — дать в долг бедняку деньги, чтобы снова посредством спора обокрасть его. Я все же сохраню свои деньги, даже если у меня их и нет.

— Быть может, вы выиграете!

— И не подумаю вовсе! Я не желаю обогащаться на пари! Па то не дано никаких благословений! У меня есть свои правила и принципы, благодаря которым теперь никому не позволю сбить меня с толку!

— Жаль. В этот раз я хотел проиграть и уж никак не собирался обогатиться за счет вашего подвига.

— Любой героизм вознаграждается прежде всего самим героизмом! Цезарю — цезарево, кесарю — кесарево! Впрочем, вознаграждать героев посредством пари стало множимым обычаем. Кто хочет дать — пусть дает! И не косвенно — через фальшивый спор, а прямо здесь и прямо сейчас! Во всех культурных государствах такое правило, а потому и в окружении моей личности не может быть по-другому.

— Тогда будьте так любезны не обижаться, если я вам сделаю подарок.

— Ну уж нет! Хромому Френку дарить нельзя, ибо у него множество слишком величественных амбиций, хотя подарка на память, который добросовестный француз назовет «субениром» или «катаплазмом», мне будет достаточно, чтобы струны лиры моей души не начинали издавать раздражающие околозвуки60.

— Ну, тогда вот вам сувенир. Надеюсь, вы будете ему рады. У меня их два, а значит, с одним я могу распрощаться.

Лорд протянул Френку один из своих великолепных карабинов. Но тот отодвинул его и сказал:

— Послушайте, милорд, шутки в сторону! Не переходите граней, за которыми я могу испортиться! Я смеюсь охотно и от всего сердца, но могу резануть и из орудий, если подходят слишком близко к моей неохраняемой интерференции. Маленькая шутка хороша и легко удобоварима для здоровья, но щипать меня за нос я не могу позволить и не позволю, поскольку думаю о себе высоко и диагонально!

— Но я ведь не шучу, это совершенно серьезно!

— Что? Вы действительно хотите освободить себя от этого ружья?

— Да, — подтвердил англичанин.

— И подарить его мне?

— Так и есть.

— Тогда давайте сюда, скорее давайте сюда, пока не пришло раскаяние! Ослепление коротко, как Джемми, а раскаяние долго, как Дейви, говорит Фрейлиграт61. Это ружье — моя собственность, моя неопровержимая и концентрированная собственность! Это же чудо, прямо как рождественский подарок! Я весь вне себя от радости! Я полностью закомплексован и подавлен! Милорд, если вам нужен хороший друг, который готов за вами идти в огонь и воду, вы только свистните, и я тотчас буду рядом! Но как отблагодарить? Хотите дружеское рукопожатие, доходный поцелуй или интеримарные объятия перед всем миром?

— Хватит дружеского рукопожатия.

— Хорошо! Все этого хотят, Антон! Вот моя рука. Пожмите ее! Столько жмите, сколько вашей душе угодно! Отныне и ежедневно я отдаю свою руку в ваше распоряжение всякий раз, когда она не нужна мне самому, ибо благодарность — это украшение, которое всегда при мне. Дролл, кузен из Альтенбурга, ты слышал, какое почтение даровало мне счастье сегодняшнего дня?

— Да, — откликнулся альтенбуржец. — Если бы это был кто другой, я бы тебе завидовал, но ты — мой друг и кузен, и я от всего сердца поздравляю тебя!

— Спасибо, желаю того же! Ура, теперь постреляем! С этим ружьем я поставлю к барьеру все наше тысячелетие! Без адвоката и протокола! Вот, милорд, еще раз моя рука, пожмите ее, пожмите, пожмите! Вы, англичане, все же великолепные парни, я констатирую это и, если потребуется, охотно заверю собственноручной подписью. Отныне причисляйте меня к вашему ближайшему другу дома и семьи. Как только я окажусь как-нибудь в Лондоне на Невском проспекте, обязательно навещу вас. Но вам не стоит беспокоиться, ибо я сама скромность и довольствуюсь всем.