Через пару часов солнце совсем встало. Оно было тоже сонное, словно переболевшее гриппом – такое бледное, с темными кругами и совсем без лучей. Я дрожал и чихал. Мама бы, наверное, сказала, что у меня синие губы. Сделала бы мерзкого чая с имбирем, налила бы ванную с можжевеловым маслом и долго-долго терла бы меня мочалкой. Как в тот раз, когда я провалился под лед. Она долго-долго плакала, и все повторяла, что если я умру, она умрет тоже.
Мне стало тяжело идти дальше, и я снова уселся прямо на землю. А если она и правда жива, то как узнает, что я умер? Если она совсем не хочет со мной общаться, как говорит бабушка? Или тогда она чуть не умерла только потому, что я был маленький, и у нее не было Челси? А сейчас Челси скажет ей обо мне забыть, и она так и сделает. Или уже сделала…
Плакать я больше не мог, поэтому снова уснул. Мерещилось что-то цветное, остроугольное. Кажется, разноцветные ногти, которые только и делали, что тыкали в меня и издевались. А потом снилась мультяшная тыква, из «Золушки», которую мы недавно смотрели с Иркой, а еще огромные чаны с водой, в которой можно плавать, плавать, плавать…
Веки стали тяжелыми-тяжелыми, и я совсем не смог открыть глаза. Я дышал на ладошки, и понял, что превратился в дракона – огнедышащего, горячего. Может, и глаза не открываются, потому что драконам они ни к чему? Они все распознают на нюх.
И зачем я убежал в лес? Уже и не помню. Главное, что я скоро увижусь с мамой и обо всем ее спрошу. Не буду кричать и плакать, мы только поговорим, и она сразу поймет, какой я взрослый. Что такого сына никак нельзя променять на какого-то там Челси…