Пятнадцатого апреля 1891 года Его Императорское Высочество Наследник-Цесаревич и Великий Князь Николай Александрович, будущий Николай II, совершая своё Восточное Путешествие, прибыл в Японию.
Принимали на высочайшем уровне — Его Императорское Высочество встречала специальная делегация, возглавляемая принцем Асугавой Такехито. В Нагасаки Наследник-Цесаревич сделал себе татуировку в виде чёрного дракона с жёлтыми рожками, зелёными лапками и красным брюхом. Заодно Его Императорское Высочество изволили посетить знаменитую японскую гейшу.
Что он там сделал ещё — история деликатно умалчивает. По одной версии, посещая святой буддийский храм в городе Коба, Его Императорское Высочество высочайше изволили тыкать тросточкой в храмовые колокольчики. Согласно другой версии, Наследник-Цесаревич ни во что тросточкой не тыкал, а просто вошёл в храм, не разувшись. В глазах японца — даже не святотатство, а элементарная невоспитанность и нечистоплотность. В полу сельских домов до сих пор делается специальный проход по земле, чтобы не снимать всякий раз обувь.
Согласно третьей версии, Его Императорское Высочество вели себя достойно и корректно — просто полицейский Тсуда Сандзо ненавидел европейцев, считая их варварами и захватчиками.
Словом, одиннадцатого мая 1891 года, в городе Оцу стоявший в оцеплении полицейский Тсуда Сандзо дважды ударил проезжавшего мимо на рикше Наследника-Цесаревича саблей по голове. Самурайские мечи к этому времени были в Японии запрещены, в отличие от самурайской катаны и казачьей шашки европейская сабля тупится о ножны, полицейского сразу же скрутили… Словом, дело закончилось лёгким ранением.
Тем не менее, скандал был грандиозным. По международным законам, нападение на члена правящей фамилии являлось основанием для начала войны. Вспомним — Первая Мировая началась с успешного покушения гимназиста Гаврилы Принципа на наследника Австро-Венгерского престола, Франца-Фердинанда д’Эста-Габсбурга, во время посещения того Сербии.
Настоящую бурю негодования известие о покушении на наследника престола вызвало в России. Революционными идеями фрондировали тогда многие. Но российские внутренние дела — это российские внутренние дела, и незачем всяким японским городовым в них лезть. Само выражение: «японский городовой» — нижний чин городской полиции, на долгие годы сделалось неприличным ругательством.
Часть пятая
Казачество
Слова из хорошо известной песни «Последний бой» — «мы пол Европы по-пластунски пропахали…».
Пластуны — казачья пехота, набиравшаяся из бедных казаков, не имевших средств, чтобы снарядиться в поход «со всей справой» — на собственном окне с полным вооружением.
В Российской Империи казачонка в первый раз сажали на коня в три года. В восемь лет учили стрелять из ружья, а в десять заставляли рубить шашкой льющуюся струйкой водичку. Даже бедный, не имеющий денег на покупку коня казак — боец от бога, умеющий вести себя по обе стороны от мушки и привыкший не теряться в сложной жизненной ситуации. В Российской Империи казачество играло ту же роль, какую в позднем СССР и в современной России играют Воздушно-Десантные Войска. И побаивался тогдашний обыватель казаков так же, как нынешний побаивается десантников.
Ползти по-пластунски — подкрадываться к цели незаметно, как это делают казаки-пластуны.
«Переполох» — искажённое «Сполох», старинный казачий сигнал общей тревоги и общего сбора, известие о войне или о неприятельском набеге, приказ отправляться в поход. Объявлялся он молодыми казачатами, с красным флагом или с пылающим факелом в руках объезжавших окрестные хутора. Увидев такого казачонка, всякий казак «служилого разряда» был обязан прекратить свои занятия, снарядить старшего, ещё не вошедшего в служилый разряд сына с таким же флагом или факелом в руках — объехать соседей. А сам, оседлав коня, в полной форме, при оружии, отправиться в станицу — в известный ему пункт общего сбора.
Поскольку, как это обыкновенно бывает, объявлялся «Сполох» в самый неподходящий момент — нередко в разгар полевых работ, в казачьих станицах поднимался самый настоящий переполох.
Круг — казачье общее собрание. Намереваясь обсудить тот или иной важный вопрос, казаки собирались на площади (которая у них, как и на Украине, тоже называлась «майдан»), становились в круг (все точки которого, а значит, и все входящие в него казаки равны), ставили в центр икону. Выступающий выходил в круг, кланялся иконе и присутствующим, снимал шапку и начинал говорить. Казачий обычай запрещал прерывать его, тем более, вытолкнуть из круга — зато любой мог выразить отношение к сказанному громким возгласом: «любо» или «не любо». Не раз бывало, что ошиканный многочисленными «не любо», казак хватал шапку в охапку и бежал из круга прочь.