Сокрушитель

— А не важно, — сказал Василий в запальчивости. — Была бы Родина, а кому — найдется! Слушай, Пузырек, плесни, а? Достал он меня!

— Это запросто, — отозвался покладистый Пузырек и двинулся к карликовой глыбе.

— Мою вскрой, — буркнул Ромка.

— Обойдешься… — спокойно отвечал ему Пузырек. — Пойди вон лучше колпачок себе отколупни — на той стороне… Кабель там такой стеклянный… перерезанный…

* * *

— Мне ж тебя, дурака, жалко, — проникновенно втолковывал Василий. Язык у него, правда, не заплетался, но слова теперь выговаривались куда медленней обычного. — Ну ты сам оглянись, посмотри: кто здесь собрался… Старичье всякое, алкаши, вон даже с зоны один… Ровесников твоих тут нет, девчонок — тоже…

— Ну, насчет девчонок ты, Вась, не прав… — с ухмылкой заметил Пузырек. — Он тут уже одну присушить успел…

Василий запнулся и взглянул на невольно приосанившегося Ромку.

— Правда, что ли?

Ответом было победоносное молчание.

— А лет ей сколько? — недоверчиво обратился Василий к Пузырьку.

— Не знаю, документы не проверял… С виду — двадцать два… Двадцать три…

— Двадцать! — Ромка немедленно ощетинился.

— Ну да… — Пузырек глубокомысленно покивал, — В прошлом году — двадцать, в позапрошлом — двадцать.

— Даже если двадцать — все равно старовата… — задумчиво молвил Василий, прекрасно сознавая, подлец, какое жало он запускает в нежное Ромкино сердчишко. — Дома ровесниц полно…

Ромка вдруг сильно побледнел. У него даже тихонько застучали зубы — как у кота, когда тот подкрадывается к воробью.

— Для кого полно? — вскрикнул он, сорвавшись при этом на фальцет. — Для меня, что ли? Ровесницы… Ровесницам двадцатипятилетних подавай — чтобы бицепсы у него, прикид, машина своя, ствол под мышкой!

— Что ж они, только на рэкетню бросаются? — усомнился Василий. — Не все ж такие…

— Все! А если не такие — то уродины! — Глаза у пьяненького Ромки были светлые, раскосые и очень несчастные.

— Нет, ты погоди, — возмутившись, прервал его Василий. — А которые чуть помладше?

— Да то же самое! А если совсем соплячки — так им это еще не интересно…

— Вот так, Вась, — мудро подытожил Пузырек, сжамкав морщинистое личико в кулачок. — Мы-то считаем молодежь припеваючи живет, а у них, видишь, чего…

Василий призадумался. Кажется, Ромка и впрямь уже отрезанный ломоть. Здесь он кум королю, а дома… Ах, как неладно все складывается! Загнал пацана в тарелку, завез Бог знает куда — и бросил… Родители запросто в суд подать могут. Если, конечно, повезет вернуться…

— Н-ну… к двадцати пяти будут и у тебя бицепсы, — без особой уверенности в голосе обнадежил Василий. — Машина, прикид…

— Ствол под мышкой… — ворчливо добавил Пузырек.

Ромка злобно фыркнул.

— Скажи еще — к тридцати! А я сейчас жить хочу! Сейчас, понял?..

Что-то шевельнулось возле световодов, и все повернули головы — посмотреть, кто там еще пришел.

— А-а! Дорогая гостьюшка заявилась! — возликовал напевно Пузырек. — Никак доругиваться пожаловала?

Стриженая Клавка насупилась и твердым шагом подошла к честной компании. Спесиво отвернула нос.

— Ну, в общем, — сердито сказала она, так ни на кого и не взглянув, — я — то думала, там только одна стенка снаружи сломана, а там, оказывается, еще две внутренние.

— И чего? — с интересом спросил Пузырек.

— Пусть полностью ущерб возмещает! А то — ишь, деловой! Одну стенку оплатил, а другие две?

— Облезешь! — внятно выговорил Ромка. Вознегодовав, Клавка раздула грудную клетку.

— Ты поговори, поговори так со мной! — закричала она, углядев в сказанном намек на свою прическу. — Да я тебе в матери гожусь!

— Во блин! — подивился Ромка. — Еще одна в матери лезет! Сама сказала: в расчете. Все слышали. Вот Пузырек слышал… Ну и все!

— Так откуда же я знала, что внутри еще две стенки сломаны?!

— А меня это не колебает, — вконец распоясавшись, заявил Ромка. — Смотреть надо лучше!

На несколько мгновений стриженная под ноль правдоискательница утратила дар речи. Привыкши терроризировать своей наглостью население маленькой мирной колонии, она, должно быть, не допускала и мысли, что в один прекрасный день летающая тарелка может доставить сюда еще большего наглеца.

Наконец, опомнившись, Клавка раскрыла рот, но накинулась почему-то не на Ромку, а на Пузырька с Василием.

— Мужчины, называется! — орала она. — Вместо того чтобы осадить, одернуть! Милиция, называется! На его глазах малолеток спаивают, а он сидит смотрит! Сколько он тебе налил, что ты сидишь смотришь?

— Я не при исполнении, — угрюмо огрызнулся Василий.

— Да вы всегда не при исполнении! Вы при исполнении, только когда человек ночью из гостей идет, никого не трогает… Вот тогда вы при исполнении! Пистолетом он здесь еще махать будет, людей пугать!

— Я им по долгу службы махал, — буркнул Василий, не желая ссориться. Чем черт не шутит, вдруг Клавке и впрямь со временем посчастливится найти скок, ведущий куда-нибудь наружу!

— Ишь, заюлил, заюлил! По долгу службы! Ты ж не при исполнении!

— А у него тогда дежурство еще не кончилось, — пояснил Пузырек. — Так что, Клавка, учти: он ведь имел право и огонь открыть…

Клавка смерила самогонщика уничтожающим взглядом и снова повернулась к Ромке.