Сокрушительное бегство

— И стационарный хирургический центр? — скривился джинн.

— А сможешь?

— Нет.

— Тогда зачем предлагаешь?

— Я предлагаю?! — визгливо возмутился джинн, заработав гневный взгляд Улюлюма. Последнему явно не нравится, когда его хвалебные речи прерывают иначе чем восторженными овациями и бурными аплодисментами. Дух уменьшился в размерах и значительно тише проговорил: — Я ничего не предлагал.

— Хоть что-то ты можешь?

— Могу стих рассказать

— Ему от этого легче станет?

— Сила слова способна оказывать положительное влияние на животных.

— Хорошо, — согласился я. — Можешь заговорить рану. Я не против.

— Не могу, — признался джинн, старательно отводя глаза от раненого вороного жеребца. — Я не знахарь, а всего лишь джинн… Бинты могу достать.

— Давай.

Засунув руку в карман шаровар, ультрамариновый дух извлек наружу целый рулон марли, сохранивший штамп мануфактуры «Будущее фараона».

— Иголку с ниткой?

— Эта подойдет? Держи.

— Зеленка, спирт.

Достав из кармана трехлитровую бутыль со спиртом, в кристально прозрачной толще которого, раскинув лапы, покачивалась зеленая жаба, эфемерный дух встряхнул ее.

— Что это?

— Спирт. — Выловив жабу, джинн сделал глоток из бутыли. — У-у-ух! И зеленка.

— Это жаба, — отстранив лупоглазый экспонат кабинета зоологии, сказал я. — А мне зеленка нужна. Лекарство такое. Или йод, если есть.

— А с ней что делать? — взмахнув жабой, спросил джинн.

— Отпусти.

— Беги, — опустив ее на траву, приказал джинн.

Заспиртованное земноводное неуверенно дернуло лапами и, квакнув мне в лицо убойным перегаром, зигзагообразно упрыгало в сторону леса, оглашая окрестности требованиями расступиться и пропустить царицу болот и рек.

— Нужны обезболивающие препараты.

— Дай подумать… — попросил джинн, комкая в кулаке тюбетейку и нервно шагая вправо-влево. — Сейчас, сейчас вспомнил!

Сорванную с головы тюбетейку дух засунул в карман, и а вместо нее достал роскошный шелковый халат, расшитый по золотому полю зелеными и красными драконами.

— Еще немного, — попросил раб кувшина, запахивая полы халата и опоясываясь широким кушаком. Ухватив себя за подбородок, он потянул его вниз, извлекая на свет куцую козлиную бородку. Затем тем же манером джинн обзавелся длинными, словно у сома, жиденькими усами. Сложив руки и непрестанно кланяясь, он произнес: — Моя готова помося вама.

И, достав из рукава пригоршню длинных и тонких иголок, он принялся методично втыкать их в шкуру раненого коня.

Вороной застонал и растянулся, лишившись сознания.

— Ты ничего не перепутал? — спросил я, подозрительно глядя на джинна в новом обличье.

— Нисяво, тоськи как в трактате мастера Мяо Дзюаня. Боли совсема нету.

— Придержи края, — попросил я ультрамаринового духа и, промыв рану спиртом, с решительным вздохом взялся за швейную иглу.

Я уже закончил большую часть работы, когда услышал требовательное:

— Спирта.

Автоматически подав джинну требуемое, я удивленно вскинул глаза.

Джинн непонятно зачем взболтал оставшуюся в трехлитровой бутылке жидкость и решительно влил в себя изрядную ее часть.

— Ик!.. Уже лучше, — заявил он, занюхав рукавом. И запел, безбожно перевирая мелодию: «Нисего на свете лучсе нету, Сем блудить друсьям по белу свету…»

Закончив практическое занятие по шитью и штопке, я с помощь джинна наложил на рану повязку, спеленав жеребца словно мумию, которые неплохо получаются из египетских владык при использовании перевязочных средств «Будущее фараона».

— Иголки оставим, Ваня-сан. До утра пускай поспит немносько, — решил призрачный дух, указав на вороного коня. Взбодрившись остатками спирта, джинн избавился от халата, напялил на голову тюбетейку и, выщипав усы и бороду, придал своему лицу первозданный вид.

— Что-то мне плохо, — простонал он, едва приняв свой истинный облик. И закричал в ужасе: — Мои руки в крови! — И бесчувственным комком тумана свалился в траву.

Не желая оставлять джинна валяться на траве — еще простудится, — я попытался поднять его. Если вы думаете, что это легко, то заблуждаетесь подобно тому, как заблуждался на этот счет я. Просачиваясь сквозь пальцы, растекаясь и клубясь, он сопротивлялся моим попыткам до тех пор, пока я не воспользовался головой, мечом и камнем. Не одновременно, разумеется, а последовательно. Сперва головой сообразил что да как, затем мечом и кибернетическими пальцами разогнул горлышко серебряного сосуда, а камнем немного подровнял. Более пригодным для проживания он от этого не стал, но для второго этапа моего плана вполне сойдет.

— И тут я на коне, весь такой героический, — рассказывал между тем Улюлюм, расхаживая перед валькириями, восторженно внимающими повествованию об очередном подвиге и одновременно готовящими еду. Судя по запаху, из рогатого носорога выйдет отменный шашлык.

Достав из сумки бурдюк с водой, я взвалил его на плечо и, пообещав Тихону скоро быть, отправился в степь. То, чем я намереваюсь заняться, лучше производить подальше от людей. А то мало ли… Были прецеденты.