Сокрушительный удар

— Я хочу... — медленно начал я, — я хочу, чтобы ты рассказал, каким образом вы с Виком пытались заставить меня присоединиться к вашей шайке.

— И все? — удивился он.

— Для начала все.

— Но ты же сам все знаешь. Вик тебе говорил...

— Я не знаю, что он говорил тебе. Файндейл недоумевающе пожал плечами.

— Он просто говорил, что, если ты не присоединишься к нам, мы тебя сломаем.

— Послушай, — сказал я, — цена твоей свободы — каждое слово, каждый обрывок разговора, который ты сможешь вспомнить. Особенно — любые сведения о союзнике Вика, который устроил поджог моей конюшни.

— Я же тебе говорил, что не знаю!

— Если хочешь выйти отсюда, постарайся вспомнить как можно больше.

Файндейл уставился прямо перед собой. Я видел, что он постепенно осознает значимость моего предложения. Он обвел взглядом голые стены тесной комнатенки, и его передернуло. Последние остатки безумной, убийственной ярости испарились. Файндейл как-то усох и уже больше не выглядел опасным.

— Ладно, — сказал он. — По-моему, я Вику ничем не обязан. Не хочу я садиться в тюрягу только затем, чтобы спасти его паршивую шкуру. Я тебе расскажу все, что могу.

Он выкурил еще три сигареты, то и дело умолкал, но тем не менее рассказал все, что знал.

— Началось это, наверно, месяца полтора назад. В смысле, незадолго до этого Вик что-то говорил насчет того, что ты — самый опасный для нас противник, потому что ты неплохой барышник, и при этом чертовски честен, и что ты можешь перебить у него кое-какие дела, которые он намеревался прибрать к рукам.

— Места всем хватит, — проворчал я.

— Видать, Вик считал иначе. Во всяком случае, месяца полтора назад он сказал, что пора тебя приструнить. — Он на некоторое время призадумался, глубоко затянулся. — Видишь ли, мы с Виком и еще кое-кто разработали эту штуку...

— Систему взяток, — подсказал я.

— Ага. Я знаю, такие чистюли, как ты, смотрят на это свысока, но в этом нет ничего противозаконного, и многие люди получают на этом неплохие барыши...

— Некоторые люди.

— Ну да, за все платит клиент, да? Ну и что? Вик всегда говорит, что устроителям аукционов тоже выгоднее, чтобы товар шел подороже, потому что тогда комиссионные выше, и они тоже стараются вздуть цены, ну и что с того?

«Зато аукцион имеет обязательства перед продавцом», — подумал я. Но сейчас было не время спорить.

— Ну и вот, мы раскрутили эту штуку, и дела с каждым днем шли все лучше и лучше, а потом однажды... по-моему, это было как раз перед первым аукционом годовиков в Ньюмаркете... — Он умолк, припоминая.

— Так что же произошло? — спросил я.

— Вик был какой-то... я не знаю... взбудораженный и напуганный одновременно.

— Вик — напуганный? — недоверчиво переспросил я.

— Ага. Вроде как напуганный. И при этом возбужденный. Словно кто-то предложил ему сделать что-то, что он и сам хотел сделать, но знал, что это нельзя.

— Как забраться в чужой сад за яблоками? Файндейл отмахнулся от этого детского сравнения.

— Это тебе не яблоки. Вик сказал, мы заработаем такую кучу денег, что все, что мы получали до того, покажется семечками. Он сказал, что можно заключить сделку с заводчиком, у которого есть жеребенок от Транспортера — настоящая конфетка!

— Это была идея самого Вика? — спросил я.

— Я думал, что да... я не знаю... Во всяком случае, все вышло как по маслу. Вик дал мне пять тысяч только за то, что я участвовал в торге, а сам положил себе в карман штук двадцать...

— А по-моему, тридцать...

— Да нет... — Файндейл удивленно остановился, потом продолжал, уже медленнее:

— Нет... Я помню, как он говорил... десять тысяч пошло тому парню, который составил соглашение между Виком и владельцем жеребенка. Я сказал, что это слишком дорого, а Вик ответил, что совет опытного человека стоит денег.

— И часто он платит за советы? Файндейл кивнул:

— Постоянно.

— И охотно?

— Чего? Да, конечно.

— А его не шантажируют? Файндейл брезгливо поморщился.

— Я бы сказал, что нет. Чтобы какой-то мелкий шантажист сел на шею Вику?!

— Нет... но похоже на то, что Вик получает огромные взятки от заводчиков и прочих продавцов и сам платит взятки кому-то другому «за советы».

Файндейл нахмурился.

— Да, пожалуй, можно сказать и так...

— А кому — ты не знаешь?

— Не знаю.

— И давно ли он получает эти советы?

— А мне-то откуда знать? Уже год, наверно. А может, и два.

— Так что переменилось полтора месяца назад?

— Вся эта история с тобой. Вик вдруг сказал, что пришло время от тебя избавиться. Либо избавиться раз и навсегда, либо заставить тебя присоединиться к нам и получать свой кусок от общего пирога. Мы все думали, что, если чуть-чуть на тебя нажать, ты присоединишься к нам. Понимаешь, тебе ведь не было смысла упрямиться. Тебе же хуже. Джимини Белл теперь кричит, будто с самого начала утверждал, что ты никогда не согласишься, но это все брехня. Этот мелкий ублюдок на самом деле тогда говорил, что ты человек довольно уступчивый. Настоящая тряпка, говорил он. Всегда готов расчувствоваться. А теперь говорит, будто предупреждал, что ты крепкий орешек! Тварь брехливая.

— А Вик с этим своим знакомым каждый день встречался?

— Не могу сказать.