Сокрушительный удар

Я вылез из машины и проследил, чтобы она заперла дверцу. Махнул рукой. Улыбнулся так, словно иду в цирк. И ушел.

Ночь была не такой уж темной. Ночи редко бывают совсем непроглядными. Мои глаза вскоре привыкли к темноте, и я бесшумно прошел в ворота. Я шел не по дорожке, а рядом, по траве. Я специально надел черный свитер, темные брюки и черные ботинки на резиновой подошве. Я достал из кармана темные перчатки и надел их. Волосы у меня тоже темные, так что, если спрятать лицо, в темноте меня не увидят.

Перед домом Вика стояли две машины, обе незнакомые. «Форд-Кортина» и «Ягуар-Х.1-12».

Я обошел вокруг дома к бассейну, надеясь, что Вик, как и я, обычно принимает посетителей в кабинете. Почти во всем доме было темно, и только окно кабинета Вика светилось. «Один-ноль», — подумал я.

Я осторожно обошел пруд и прокрался в тени темного карниза вдоль комнат для гостей, прижимаясь к стене. Ровная гладь воды в бассейне блестела в слабом свете, падавшем с неба. Ни ветерка, ни звука — только временами шум мотора с дороги. Я осторожно подобрался ближе.

Окно Вика было занавешено плотным бежевым тюлем, который свисал складками. Я обнаружил, что сквозь него можно что-то разглядеть, только если подойти вплотную, а так, издалека, ничего видно не было. Кроме того, вполне возможно, что, если подойти вплотную, изнутри тебя тоже будет видно. Крайне неудобно для шпионов.

Я подполз к самому окну по-пластунски, чувствуя себя полным идиотом. Окно кончалось дюймах в восемнадцати от земли.

Вик расхаживал по комнате и что-то говорил. Я рискнул поднять глаза на уровень подоконника, но почти ничего не увидел. Край стола, стоявшего у окна, и кусок флорентийского зеркала. Я прополз чуть дальше и снова поднял голову. Угол книжного шкафа и ножка стула. Еще дальше. Снова книжный шкаф и Вик, проходящий мимо.

Когда он приближался к окну, его голос слышался достаточно отчетливо. Я опустил голову и принялся вслушиваться в бессвязные отрывки фраз. «Полиграф и Нестегт... чертова бомба...» «...Какая разница, как он узнал? А как ты сам узнал?..»

«...Мордобой все равно бы не сработал... Я тебе говорил... сожженная конюшня зацепила его куда сильнее...»

«...Нельзя давить на жену и детей, которых нету...» «...От братца толку мало... пьянь беспробудная...» Я прополз чуть дальше и снова заглянул в окно. Опять мебель.

Я не видел того, с кем говорил Вик, и не слышал ответных реплик — только отдаленное гудение, словно рокот большого барабана, на котором играют пианиссимо. Я наконец понял, что собеседник Вика сидит у стены с баром, так что в окно я его не увижу, пока он не встанет. Ну, ничего. Скоро я увижусь с ним лицом к лицу. А пока что надо узнать как можно больше. Может быть, удастся услышать что-нибудь, что пригодится в предстоящей беседе...

— Я просто не вижу другого выхода, — сказал Вик.

Барабан коротко прогудел что-то в ответ. Вик внезапно подошел к самому окну. Я спрятал лицо и насторожил уши.

— Слушай, — сказал Вик, — я вроде как обещал, что ты с ним встретишься.

Снова гудение, на этот раз, похоже, недовольное.

— Ну, знаешь ли! Я не собираюсь садиться за решетку только затем, чтобы он не узнал, кто ты!

Гудение.

— Я ему все равно скажу, черт возьми!

Продолжительное гудение.

«Вик хитрит, — подумал я. — Он не сказал своему приятелю, что я буду здесь в шесть. Он собирается поднести мне этого приятеля тепленьким, хочет он того или нет. Два-ноль...» Я улыбнулся в темноте.

— Плевал я на твою репутацию! — сказал Вик. — Подумаешь, репутация! Что в ней такого особенного?

Снова продолжительное гудение. Черт, как жалко, что я не слышу!

Ответ Вика прозвучал так, словно он впервые заколебался в своих намерениях.

— Да, конечно, наш бизнес основан на доверии, но... Гудение.

Вик передвинулся левее, но я по-прежнему отлично его слышал.

— Ты куда? — Его голос вдруг сделался встревоженным. — Что ты делаешь? Нет... Нет! Господи! Подожди! — он говорил все громче и пронзительнее. — Подожди!!!

В комнате послышалось нечто похожее на кашель, и в стекло ударилось что-то тяжелое. Я поднял голову и застыл в ужасе.

Вик привалился к стеклу, и тюлевая занавеска вокруг него сделалась алой.

У меня на глазах он развернулся и ухватился за занавеску, чтобы не упасть. На груди сиреневой рубашки расплывалась алая звезда.

Он не издал ни звука. Постепенно пальцы, сжимавшие занавеску, ослабели. Когда он упал, я на мгновение увидел его глаза.

Они были мертвые.

Не помня себя, я вскочил и опрометью понесся к выходу из дома. Теперь легко говорить, что это было безумием. А тогда я думал, что убийца Вика сейчас ускользнет, а я его даже не увижу. Я думал только о том, что это я вынудил Вика прижать своего приятеля к стенке, и, если я дам ему уйти, окажется, что Вик умер напрасно. То, что, если этот приятель увидит меня, он меня попросту пристрелит, мне в голову как-то не пришло.

Все произошло слишком быстро, чтобы соображать и просчитывать варианты.

К тому времени, как я обогнул пруд и оранжерею, мотор одной из машин уже взревел. Это был не большой «Ягуар», а «Форд». Машина резко подалась назад, в арку, чтобы развернуться к дороге.