Сокрушительный удар

Крепкий, коренастый Паули легко пробрался сквозь толпу. Было в нем нечто такое, что заставляло людей расступаться перед ним, точно воды Красного моря перед Моисеем. Его тотчас обслужили в баре, хотя рядом было много людей, которые ждали дольше, и я видел, что остальные не возмущались, а признавали его превосходство. Интересно, каково это – быть таким Паули, бессознательно источающим ощущение природной силы?

Мы ели копченую лососину и жареного фазана и пили «Шато-О-Бадон» урожая 1970 года. Вино выбирал я – Паули сказал, что американцы перепробовали все французские вина и он не исключение. Хотя он предпочитает бурбон.

– Все эти люди, – сказал он за кофе, указывая на столики, за которыми было полно народу, – тебя вроде как уважают.

– Тебе кажется.

– Да нет, правда.

Он предложил мне сигару из портсигара крокодиловой кожи с золотыми накладками. Сигара была гаванская. Паули глубоко затянулся, вздохнул и сказал, что единственная хорошая вещь, которая есть на Кубе, – это сигары и что теперь, когда в Штатах ввели запрет на экспорт с Кубы, жизнь там не стоит ломаного цента. Паули сказал, что затоварился кубинскими сигарами в Англии и, когда будет уезжать, припрячет в багаже сотенку-другую.

– Там, на автостоянке, ты был немного не в себе, – заметил он.

– Что, правда?

– Те мужики, которые стояли вокруг тебя, когда я вышел из ворот, – они что, твои приятели?

– Деловые партнеры.

Он сочувственно улыбнулся.

– Что, давят на тебя? А я ведь предупреждал!

– Предупреждал, – сказал я и улыбнулся в ответ.

Паули взглянул на меня оценивающе.

– Похоже, на тебя не подействовало.

– Не подействовало.

– Ты поосторожней, приятель, – сказал он серьезно. – Вспомни, как тебя огрели в Аскоте.

– Те, что подкатили ко мне сегодня, сказали, что они этого не делали.

– То есть как? – удивился Паули.

– А вот так. Они заткнулись сразу, как это ляпнули. Впрочем, отчасти это действительно так: те люди, которые отобрали у меня Катафалка и пытались украсть Речного Бога, на скачках бывают нечасто. Я их раньше никогда не видел. Но, судя по всему, информацией их снабдили те, кого я видел сегодня.

– В смысле?

– Каждый из них знает часть того, что знали те двое.

– Что именно?

На его решительном лице отражалось внимание и искреннее желание помочь. Я рассказал ему о двухлетке, выбравшемся на шоссе, и о виски Криспина.

Паули был ошеломлен. Я сказал:

– Из тех, кто был сегодня, Джимини Белл знал о моем вывихе – ему не раз случалось видеть мой бандаж в раздевалке, когда мы оба были жокеями. Ронни Норт знал, что я купил Речного Бога, потому что сам мне его продал. Вик Винсент знал, что я держу у себя на конюшне транзитных лошадей. Любой из них мог знать, что у меня брат – алкоголик, я этого не скрываю. Все они были в Аскоте в тот день, когда я купил Катафалка. Разумеется, они при желании вполне могли поделиться информацией. Вся беда в том, что я не понимаю, к чему им это.

Паули аккуратно стряхнул полдюйма пепла, нагоревшего на кончике сигары, помолчал, потом не спеша произнес:

– Я тебе скажу, к чему им это.

– И к чему же?

– Чтобы заставить тебя сдаться.

– Чего? – Я расхохотался. – Да ты, наверно, шутишь!

Он пожал плечами:

– Вполне возможно. Сперва слегка вздуть. Ощутимо, но не настолько, чтобы ты обратился в полицию. Потом наделать пакостей. Потом начать угрожать. Либо ты присоединяешься к нам, либо…

– Так просто? – Я покачал головой: – Не может быть.

– Почему же?

– Не такая уж я серьезная угроза для них. Зачем бы им так утруждаться?

Он откинулся на спинку стула, улыбаясь сквозь дым своей сигары.

– Слушай, приятель, неужели ты не знаешь золотого правила захватчика? Выбери самого сильного и раздави его. Тогда те, кто послабее, сразу присмиреют.

– Да, конечно, этот Вик хуже татарского нашествия, – согласился я, – но с чего ты взял, что я самый сильный?

– Ты себя недооцениваешь, приятель.

– Не пори ерунды.

Паули покачал головой.

– Я привык выносить суждения. Я сам решаю. Сам покупаю лошадей. Раз – и готово! – Он щелкнул пальцами. – И ошибаюсь я очень редко.

Бродячий цирк покинул Ньюмаркет в субботу после скачек.

К тому времени наши отношения с Виком ухудшились еще больше, хотя, казалось бы, хуже некуда. Он пять раз приказывал мне не принимать участия в торгах. Трое из этих годовиков мне и так были не нужны, а двух других я купил. Шайка ожесточилась настолько, что я всерьез начал избегать пустынных автостоянок.

К субботе Вик предупредил Константина, что я – неподходящая компания для Николя. Константин предупредил Николя, а Николь за ленчем в баре, ухмыляясь, предупредил меня.

Уилтон Янг приобрел еще трех годовичков за астрономические суммы. Файндейл сиял.

Константин делал вид, что его это ничуть не трогает, и сильно повеселел, когда его лошадь обошла лошадь Уилтона Янга в скачках на приз Цесаревича.

Эдди Инграм изъявил желание взять кобылку от Он-Сафари: он независимо от меня выяснил, что она в порядке, – но я уже успел сплавить ее другому клиенту и, увы, не испытал ни малейшего сожаления, сообщая об этом Эдди.