Сокрытые лица

Мой дорогой ангел, – писала Вероника Бетке, – ты поразишься, когда узнаешь, что в доме 37 по набережной Ювелиров, вдобавок к твоей блистательной Веронике, недавно поселился странный персонаж, представленный на прилагаемых фотокарточках. Он летчик, чудовищно раненный в лицо в Испанской войне, который, проведя год в госпитале, ныне живет высокопоставленным протеже у мадам Менар д’Орьян, и та бережет его как зеницу ока. Он, возможно, только что выбрался из самого леденящего кровь романа ужаса, но вопреки страху, какой он поначалу вызывает, стоит к нему привыкнуть, как уж нельзя не восхищаться благородством его малейшего жеста, а маска словно усиливает красоту его взгляда.

К письму Вероника приложила снимки, вырезанные из статьи, недавно появившейся в журнале «Читаемое». Эти фотографии, сделанные самим Паже, являли Бабу анфас, в профиль и сзади. Их сопровождали шумные комментарии, в которых Бабу представляли одновременно героем, человеком с Марса и воплощением одного из грядущих чудес остеопатии и эстетической хирургии в целом; по словам доктора Бланкетти, интервьюируемого специалиста, лицо Бабы рано или поздно освободится от любых увечий, кроме легких незаметных шрамов.

Получив Вероникино письмо, Бетка пережила устрашающие приступы ревности, на несколько ночей лишившие ее сна. Она поняла теперь причины своего беспокойства, терзавшего ее с отбытия Вероники. И хотя знала, что Баба в Испании, она предвидела нечто подобное! Ей нравилось повторять про себя, что «ничто из возможного никогда не происходит». Так вот – она заблуждалась! Произошло же! В конце концов, нет ничего непредставимого. И ее сердце сказало ей, что никакая маска и никакое отторжение не помешают Веронике влюбиться в Бабу! Одно упоминание Вероникой его глаз обожгло Бетку, как капля кипящего масла – вновь разверстую рану ее ревности. Но в ответ на рассказ об этой встрече Бетка Веронике ничего не написала. Прижав к сердцу дитя, она подавила все свои чувства. И вот уж, оттененный опаленным фоном осени, увиделся ей высокий силуэт Бабы, обернутого в белое, как страдающий святой Лазарь, воскресший лишь для того, чтобы встать меж ней и ее кратким счастьем. Будь это Баба или кто-то еще – не важно: Вероника была бы похищена страстью. Бетка сидела с ребенком на руках и неспешно смотрела, как течет смолистый сок по сосне.

– Все мы из одного сока, – сказала она сыну и расцеловала его ноготки, один за другим, словно в арпеджио желчной луны ее прошлого счастья.