В доме Нодье – графа Грансая – время текло мирно и однообразно. Рэндолф теперь пребывал здесь постоянно, ездил с ними в оазис, и вечерами Вероника иногда затевала с ним одну партию в шахматы и почти всегда выигрывала, а затем немедленно отправлялась наверх спать – прежде Грансая, любившего затягивать беседы с Рэндолфом и Беткой, временами до трех ночи, и тогда они принимали по последнему скотчу, «на сон грядущий».
Но вот уж два дня граф Грансай не спускался в столовую, не ездил проверять работы по постройке башни в оазисе. Он погрузился в новое чтение и сам говорил, что в таких случаях он столь же одержим бешенством, что и пес с костью, и может покусать любого, кто его потревожит. Но на сей раз у него были иные причины, нежели пресловутая страсть к уединению. Вновь, еще более безошибочно, чем раньше, ощущал он припадки удушливого трепета и другие недвусмысленные симптомы зарождающейся болезни сердца. Ни за что на свете не стал бы он советоваться с врачом, ибо считал, что для самолечения достаточно и его медицинских знаний. Кроме того, не физическое состояние беспокоило его сильнее всего. В последние несколько дней он вдруг пал жертвой внезапных устрашающих головных болей, что будто штопором пронзали ему затылок, и боли эти сопровождались целой вереницей странных психологических явлений, смутных, но вполне узнаваемых, – и он понимал, что с этим никакой врач ему нисколько не поможет.
Недавно вновь об этом задумавшись, он совершенно понял, что́ с ним не так. Все произрастало из одного источника: его неутоленной страсти к Соланж де Кледа, и она рано или поздно доберется до самого его рассудка.
Наконец прибыло письмо от Соланж. Он уж начал отчаиваться получить ответ. Однако письмо не только не принесло облегчения, но вызвало в нем еще большую одержимость, усилило болезненную тягу к уединению. Мысль о том, чтобы пойти вниз и поболтать с Вероникой, Беткой и Рэндолфом, теперь казалась едва ли не выше его сил.
«Рэндолф развлекает их, – говорил он себе, – а я и впрямь болен».
И так он проводил день за днем и все не мог решиться сойти вниз. Он целый день размышлял над ответом Соланж и примерно в половине пятого следующего утра, более не способный спать, выбрался из постели и написал: