Наконец он взял в руки какой-то предмет, напоминающий песочные часы, сложные песочные часы. Несколько стеклянных колб, причудливо соединенных между собой, и в которых постоянно циркулировал какой-то порошок.
— Уже скоро. Ну, молодой человек, чем я могу быть вам полезен? Не просто же так вы донимали моих людей.
— Любопытство, — честно ответил я, — моя напарница так и не смогла внятно объяснить, над чем вы здесь работаете. Поэтому я всю дорогу маялся от вопросов.
Шиоре положил прибор на стол, и задумчиво посмотрел на меня.
— А зачем было посреди ночи приходить? Подождали бы до утра.
— Мне не спалось.
В подробности и объяснения вдаваться не стал.
— Да? Ну, ладно. Ничего особенного мы здесь не делаем, молодой человек. Не надейтесь, что я могу раскрыть вам секреты каких-то техник.
Улыбаюсь, сразу вспоминаются мои уроки с Саске:
— Мне кажется, ваши исследования как-то связаны с газом, запах которого можно ощутить практически во всей долине. И вы зря прибедняетесь. Пусть, я не являюсь большим специалистом по ядам, но некоторые составы использую. Но для меня даже простой газ, вызывающий слезы, сопли, и затрудняющий дыхание, очень полезная вещь.
Шиоре, похоже, был немного удивлен.
— О-о-у. Видимо, я недооценил вас, молодой человек. Итак, как вы правильно сказали, во всей долине витает газ. Он сочится из недр земли, и наши исследования действительно связаны именно с ним. Однако у вас хорошее обоняние, если вы его уловили.
— Есть такое.
Шиоре показал мне небольшую закупоренную колбу, в которой лежал голубовато красный камень.
— Газ источает вот этот минерал. И влияние на организм шиноби у него, если честно, весьма специфическое. Очень мало кому известно, что чакра, если выражаться упрощенно, вибрирует.
— Колеблется, — предложил я более подходящее слово.
— Да, именно. Но ее колебания хаотичны, пошлите чакру в два пальца одной руки, и колебания будут пусть и совсем немного, но различными.
Я присел на краешек стола, приготовившись выслушивать лекцию, в которой я, возможно, не пойму и половины.
— Если это никому неизвестно, полагаю, практическое значение у этого знания минимально.
— Его нет, — кивнул Шиоре, — никакой пользы для вас это знание играть не будет. Нет, если забежать чуть-чуть вперед, то для ирьенинов это знание некоторый смысл все же приобретает, но только при условии использования препарата, что мы создаем. Но давайте по порядку. Чакра хаотично колеблется, в разных точках организма с разной частотой. Однако препарат, что мы готовим из показанного мной минерала, влияет на колебания чакры. Сейчас все мы еще не готовы пробовать на добровольцах, но в теории это позволит привести колебания чакры к единому значению.
— И какое влияние на организм это окажет?
Шиоре улыбнулся, оглядываясь по сторонам, будто пытаясь найти, на чем бы показать. Но, ничего не обнаружив, продолжил устное объяснение.
— Это пока теория. Но организм, даже при частичном разделении, останется единым целым.
— В смысле? — не понял я.
— Понимаете, это сложный процесс взаимодействия…
Я поднял руку, останавливая ученого:
— Давайте не будем погружаться совсем уж в дебри, я все равно сомневаюсь, что пойму всю суть процесса. Вы сказали, частичное разделение организма. Что это значит? Отрезанный палец?
— Палец, рука, нога, вырезанный глаз, или даже орган. Если в этот момент вся чакра организма колеблется в едином ритме, негативного влияния на организм травма не оказывает. Рука будет жить, орган будет жить, не будет умирать, как было бы, если просто вырезать орган из живого человека.
— И шиноби сможет видеть вырезанным глазом?
— Нет, конечно же. Нервный сигнал будет оборван, однако, достаточно просто вернуть орган на его место, и он снова будет функционировать.
Ох***ь.
— Теперь я понимаю, почему вы говорили об ирьенинах.
— Именно! — похоже, Шиоре искренне обрадовался моей догадке, — представьте, что хирург сможет на мелкие кусочки расчленить пациента, не боясь нанести ему вред, обработать травму, а затем просто собрать все на место. Даже шрамов не останется.
— Да, это действительно… прорыв, — удивленно кивнул я.
— Вот именно! — закивал Шиоре, явно довольный произведенным на меня впечатлением.
— Остается только два вопроса. Первый — с какими именно проблемами вы столкнулись?
Энтузиазм ученого сразу угас, он начал нехотя объяснять: