Соль и пламя. Вестница

– Как тебя зовут-то? – ради приличия спросил Иттан, зажигая на столе тонкие свечи, которые скорее коптили, нежели дарили свет. «Светлячок» растворился, и девица выдохнула.

– Тая, – сплюнула она и ответно любопытствовать не стала.

– Приятно познакомиться, Иттан.

– Засунь свои манеры знаешь куда? – посоветовала новоиспеченная знакомая.

– Какая воспитанная девочка, – не остался в долгу бывший светлый декан. – Пить будешь?

Из сумки, привезенной с собой, он достал флягу. Виски был крепок, с терпким дубовым ароматом. Иттан протянул флягу Тае, но та предусмотрительно заявила:

– Ты первый.

Он жадно отхлебнул, глотком этим смахивая нервозность последних недель, утомленность от долгого путешествия. Тая последовала его примеру.

Вскоре они сидели на кровати, передавая друг другу флягу и солонину (заботливая матушка уложила ее столько, будто отправляла Иттана в голодные края). Спорить больше не хотелось, как и враждовать. Все, хватит, отвоевались.

– Мне неспроста кажется, что ты гораздо старше, чем выглядишь? Сколько тебе лет? – Иттан расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.

– Приличную женщину нельзя спрашивать о возрасте, – ответила Тая с ехидцей. – Но я неприличная, потому отвечу. Мне двадцать.

Многие в ее возрасте воспитывают если не второго, то первого ребенка. Другие, только окончившие учебу, берутся познавать взрослый мир. А что повидала она? По морщине, залегшей меж бровей, и всегда чуть сощуренным глазам – точно выискивает опасность – Иттан читал: многое.

– Почему ты вернула кольцо? – Он сделал новый глоток, с наслаждением потянулся, когда тепло пробежало по горлу и осело внизу живота.

– Что за допрос? – Тая поджала губы. – Не надейся, совесть меня не замучила.

– Я вообще сомневаюсь в наличии у тебя совести. И все-таки, почему? Неужели испугалась моих слов?

Она выхватила флягу и присосалась к ней, как путник в пустыне впивался бы в жизненно необходимую влагу.

– Да сдались мне твои угрозы. Тот мужчина, ну, в отглаженной рубашке…

– Регс, – подсказал Иттан.

– Наверное. – Тая почесала кончик носа. – Он опасен, я нутром чую, с ним лучше не связываться. И я подумала, что, отдав кольцо, отработаю как-нибудь свою оплошность перед тобой и получу свободу. Кто ж знал, что ты такой законопослушный мальчик.

Иттан развел руками.

– Каким уродился.

– Забыли. Покажи свою светящуюся штуку, – попросила Тая, облизываясь.

Щелчок пальцами, и «светлячок» заплясал перед самым ее носом. Тая провела над ним, принюхалась – словно звереныш, а не девушка – и покрутила головой. Вылитый крысеныш. Иттан в детстве любил играть с придомовыми мышами, тощими и маленькими, безобидными, но такими доверчивыми. Они, не знающие о людском коварстве, сами шли в руки, если там лежал кусочек сыра. Водили носиками, и усики их умильно шевелились. Маменька, когда увидала сына в обнимку с мышью, завизжала и приказала вытравить их. После Иттан долго еще находил маленькие тельца, скрюченные, с глазами-бусинами, в которых застыло непонимание.

– Везет тебе. – Тая попыталась словить «светлячок», но тот улизнул. – Живешь в огроменном доме, сам маг, вон какие штуки пускаешь, а я, кроме скрипки, ни с чем совладать не умею.

– Как же? – притворно изумился Иттан. – А твои поразительные навыки щипачества?

– А, это… мелочи. – Тая зарделась. – Слушай, извини меня.

Она примирительно протянула ладошку, хрупкую и маленькую, словно кукольную.

– И ты – меня. – Рукопожатие вышло слабым, очень уж страшно было переломать эту ладошку надвое. – Чем ты не угодила тому герою-любовнику?

– Он предложил свою защиту, и я, наивная курица, решила, что это жест доброй воли. Ага, конечно. За добрую волю обычно берут двойную плату.

Тая развалилась на постели, раскинув руки-ноги и становясь совершенно беззащитной.

– Больше он тебя не обидит. Даю клятву.

Иттан ощутил себя ответственным за эту маленькую тощую девицу с языком острым, точно лезвие. Пока они в гарнизоне, глупо цапаться – эти стены давят, а с кем-то, с кем есть общее прошлое, не так тоскливо. Потому, если придется, Иттан защитит свою личную воровку – по крайней мере, если она сама не будет нарываться.

– Не верю я твоим клятвам, белобрысый, – беззлобно буркнула «осчастливленная» обещанием и оттого особо благодарная Тая.

– А мне плевать. Ложись спать. – Иттан похлопал по покрывалу.

Тая спорить не стала – уснула, обнимая недоеденный кусок мяса. Дыхание ее было тихим и осторожным, словно девушка боялась спугнуть кого-то. Или, наоборот, разозлить.

Крепкий алкоголь, первый за долгое время, плавил мозги. И размышлять над чем-то важным – а зачем оно?

Ее волосы пахли миндалем. Иттан подумал, как, должно быть, странно пахнуть тем, чего, наверное, никогда в жизни не пробовала. Внезапно ему до помешательства захотелось купить ей миндаля, а еще почему-то шоколада.

Новое чувство было странным и нелепым. Они – не враги, но и не друзья. Просто два существа, попавших в передрягу. Вынужденные прибиться друг к другу, чтобы изгнать одиночество. Разве товарищам по несчастью покупают шоколад?

И все-таки миндальный запах дурманил разум, а потому казался пьяному Иттану невероятно вкусным.