Соль и сахар

Виктор бросается к блендеру, чтобы выключить его, но уже слишком поздно. Я медленно оборачиваюсь и натыкаюсь на пристальный взгляд Педро Молины. Передняя часть его безупречной формы покрыта кусочками фруктов.

Он снимает со лба кусочек манго.

– Я хочу знать, кто впустил на мою кухню Лариссу Рамирес!

14

ВТОРНИК, 26 АПРЕЛЯ

– Прежде чем вы уйдете, послушайте объявление, – говорит на следующий день Пиментель.

Дежавю. Но не думаю, что нас ждет еще одна проблема с уравнением. Я не рассказывала ей, какой катастрофой обернулась первая встреча в клубе, но сказала, что больше не могу его посещать. Второй раз за неделю – а сегодня только вторник – я чувствую, что разочаровала ее.

Если честно, я разочаровала и саму себя. Был краткий момент, когда я почти чувствовала, что принадлежу этому клубу. Впервые я почувствовала себя в школе чуть более непринужденно. Но после катастрофы со смузи, даже если бы Педро там не было, я уверена, что против меня проголосовали бы еще до того, как я успела добавить свое имя в их регистрационный список.

Я бросаю взгляд на Педро. Он до сих пор не сцепился со мной насчет клуба, но я готовлюсь к тому моменту, когда он это сделает. Он выглядел так, как будто я явилась туда, чтобы все испортить. И теперь он, вероятно, замышляет месть.

Он сидит через две парты от меня, ссутулился и уставился на потолочные вентиляторы. Луана хлопает его по плечу и кивает в сторону Пиментель, но он в ответ зевает, а потом надевает солнцезащитные очки, отчего выглядит как пародия на Стива Харрингтона в «Очень странных делах»[37].

Педро, вероятно, чувствует мой пристальный взгляд, потому что внезапно смотрит на меня, приспустив солнцезащитные очки на кончик носа. Луана прослеживает за его взглядом и одаривает меня собственным, в лучших убийственных традициях.

Я отвожу глаза.

Пиментель продолжает:

– Прежде чем вы уйдете, директор Оливейра попросила меня напомнить, что, если вы еще не начинали, вам следует приступить к подаче заявлений в университет.

Я ахаю, и в мою сторону поворачивается несколько голов.

Игнорируя взгляды одноклассников, я лихорадочно роюсь в своем ежедневнике и натыкаюсь на мамин округлый почерк, напоминающий мне, что я должна закончить свои заявления. Она даже нарисовала лицо кудрявой девочки в очках со звездочками вместо глаз. Наверное, это я. Ну, та версия меня, которую она себе представляет, с восторженным взглядом на университет.

Меня накрывает ужасное чувство тошноты. Я думала, у меня больше времени. Диего встревоженно поднимает руку.

– А если я не знаю, какую специальность хочу указать? – Он задает вопрос, который я и сама себе задавала.

Пиментель ободряюще улыбается.

– Понимаю, это трудно, – говорит она. – Определение вашей будущей карьеры – непростая задача, но я предлагаю вам подумать о том, что вы любите. Может быть, так вы найдете ответ.

Я замечаю, как Педро закатывает глаза, но тут же снова прячет их за солнцезащитными очками.

Хотела бы я поговорить об этом с бабушкой. Всего за несколько дней до того, как ее пришлось госпитализировать, мы с ней гуляли. Медленно поднимались в гору к фейринье[38], ряду киосков перед бело-желтым собором шестнадцатого века, слева распростерся Атлантический океан, темно-синяя вода в моросящих сумерках.

– Ты не сказала Элис, что не хочешь изучать экономику? – ни с того ни с сего спросила меня бабушка.

– Тебе стоит пройти тестирование на телепатию, – пошутила я, направляясь в глубь рынка. – Нет, я ей еще не говорила.

Знакомые ароматы съестного, исходящие от киосков, успокоили мои тревожные мысли, как будто я попала в лабиринт приготовленных на гриле, в панировке и во фритюре лакомств. Акараже[39] с креветками. Рыба, приготовленная на гриле, которую поливают соком лайма и подают с кольцами сырого лука. Коксиньяс с рубленой курицей и картофелем. Густой мясной паштет с добавлением оливок. Кокосы и сыр из тапиоки[40]. Французские блинчики, которые готовят по заказу прямо на глазах у покупателей, сворачивают в трубочки и наполняют шоколадным или сливочным кремом.

– Почему нет, дорогая? – спросила бабушка, когда мы проходили мимо киоска доньи Клары, где она в сотый раз отчитывала Изабель за то, что у той снова подгорело растительное масло.

– На днях она водила меня в бухгалтерскую фирму.

– И?

Я остановилась как вкопанная.

– Это было ужасно.

Бабушка ободряюще улыбнулась, взяла меня за руку и мягко повела вдоль киосков.

– Ты должна рассказать ей, что ты чувствовала.

– Не могу.

– Скажи ей, что не хочешь быть бухгалтером, – настаивала она.

Я была благодарна за паузу в разговоре, когда мы подошли к киоску с мисто квенте[41] доньи Валерии, где заказали ее знаменитые сэндвичи на гриле с мортаделлой[42], измельченным чесноком и липким плавящимся сыром, который тянется, когда его откусываешь. Невзрачная, но такая вкусная еда. Когда ешь эти сэндвичи, так и тянет забыть о манерах. Запрокинуть голову, даже если опасно свисаешь с табурета, чтобы запихнуть в рот весь растянувшийся сыр, как в «Матрице».