Соль и сахар

В понедельник утром учительница Карла Пиментель хлопает в ладоши, чтобы разбудить сонных учеников.

– Слушайте! – говорит она. – Я знаю, что все переживают из-за последнего теста, но у меня есть для вас хорошие новости. Я поговорила с несколькими обеспокоенными родителями и подумала, что было бы неплохо дать каждому из вас шанс заработать дополнительные баллы.

Пиментель смотрит на меня, и у меня в животе появляется неприятное чувство, что она говорит это специально для меня. Обеспокоенные родители? Очень похоже на то, что речь идет о моей маме.

– Итак, вот вам небольшой тест, – говорит она, поворачиваясь, чтобы написать на доске уравнение. – Тот, кто сумеет его решить, может получить дополнительное очко к тесту за прошлую пятницу.

К тесту, который я бросила, не доделав, чтобы пойти на похороны бабушки. У меня скручивает желудок. Я не хочу, чтобы мои учителя, особенно Пиментель, думали, что мама вынуждена контролировать мои оценки. Математика в любом случае – мой лучший предмет, и я даже участвую в межшкольных математических олимпиадах.

Диего, Паулина и Талита вскакивают. Я думаю, конец семестра – это своего рода тревожный звонок для всех. Луана встает и подходит к доске, как модель на подиуме. Проходя мимо моего стола, она задирает нос, и ее «конский хвост» в стиле Арианы Гранде[31] раскачивается как маятник, едва не хлестнув меня по лицу.

Сколько бы я ни отказывалась от этого – и как бы неловко мне ни было это признавать, – я хочу, чтобы мама мной гордилась. Она с первого класса переживала за мои оценки. Я понимаю, что это просто ее способ сказать, что она любит меня, но снова и снова я задаюсь вопросом: есть ли для меня что-то большее, чем подготовка к олимпиадам по математике и вступительным экзаменам? Для мамы единственное, что имеет значение, – чтобы я проложила путь к университету, стала первой Рамирес, поступившей в университет, – даже если я не уверена, что это то, чем я хочу заниматься…

Я тяжело вздыхаю, беру синий маркер и начинаю писать рядом со своими одноклассниками. Мы все работаем в постоянном темпе, терпкий запах маркеров обжигает изнутри мои ноздри, и каким бы ржавым ни был сегодня мой разум, моя рука двигается, как дань мышечной памяти.

Через короткий промежуток времени я начинаю чувствовать оцепенение. Оцепенение – это хорошо, верно?

Мои руки замирают.

В пятницу вечером на кухне «Соли» я испытала нечто противоположное. Я почувствовала себя ближе к бабушке, чем когда-либо прежде. До того, как я обожглась маслом, я ощущала эту связь. Что-то произошло. Что-то, чего я не могу объяснить, как будто приготовление пищи связало меня с ней.

Хихиканье возвращает меня в реальность. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как мои одноклассники бросаются к окнам. Пиментель отрывается от выставления оценок за своим столом, ее большие очки сползают на кончик носа.

– Что происходит? – встревоженно спрашивает она.

– Там на улице Педро убегает от вахтера! – объявляет Луана.

Педро – что?..

Я присоединяюсь к остальным у окна.

Наш класс находится на втором этаже, и сначала я вижу только узкую дорожку между задней частью школьного здания и забором. Затем замечаю вахтера, сеу Висенте, бегущего с журналом посещаемости в руке. Он всегда дежурит у школьных ворот, записывая имена детей, которые опаздывают или пытаются прогулять занятия. Многие из нас годами оттачивали способы его избегать.

Когда сеу Висенте скрывается из виду, Педро выходит из своего укрытия на другом конце здания, волоча за собой лестницу, и все ликуют, как будто он – Индиана Джонс, спасшийся от гигантского валуна.

Я закатываю глаза.

– Педро Молина, не смей! – кричит Пиментель. – Спускайся сию же минуту! Я серьезно! Не лезь в мой класс!

Я возвращаюсь к доске, пытаясь заняться делом, но из-за того, что все подбадривают Педро, а Пиментель пребывает на грани истерики, я не могу сосредоточиться на решении последней части уравнения.

– Учительница, блудный сын вернулся! – слышу я его голос за спиной.

Его поклонники – я имею в виду его друзей – подбегают, чтобы втащить Педро через окно. Они потрясены и приветствуют его возвращение в школу. Некоторые вроде Луаны замирают с влюбленными глазами. Пиментель выглядит измотанной, как будто она вот-вот упадет в обморок.

– Ты прямо как Ромео, – лучась улыбкой, произносит Луана. В пятом классе у них был роман. Все говорят, что однажды они снова будут вместе.

Кого это волнует?

Он драматично берет ее руку и целует тыльную сторону ладони.

Луана выглядит так, словно вот-вот растает.

С меня хватит. Я отворачиваюсь и прикусываю нижнюю губу, пытаясь снова включиться в работу. Но мысленный образ Педро, примостившегося на подоконнике, все еще сидит в моей голове, как угревая сыпь.

– Что. За. Гений, – бормочу я.

И тут же я понимаю, что привлекла его внимание.

– Что? – переспрашивает он у меня за спиной.

Я резко вдыхаю, но Пиментель делает ему выговор, прежде чем я успеваю что-то сказать.

– Педро, иди к директору, – говорит она. – То, что ты сделал, неприемлемо! Ты мог упасть и сломать себе шею!