Соль и серебро

Может быть, я, как новорожденный котенок или вроде того, запечатлела его в душе в ту первую ночь, когда он появился. Может быть, это действительно любовь — я не знаю. Я никогда прежде не влюблялась, так что не могу сказать. Но я делала все возможное, чтобы научиться сражаться, протыкать колом вампира, отрубать голову джинну, разбрызгивать кровь правильным узором, чтобы поймать в ловушку шеду[6]. Я делала все это, чтобы в случае необходимости спасти Райана, полагаю. Я даже не знаю наверняка. Но, вероятно, по этой причине.

Я глянула на него. Его нос был много раз сломан, лицо и шея покрыты шрамами. Некоторые из них выглядели так, словно их нанесли специально, но он никогда не рассказывал, а я никогда не спрашивала. Однажды я, правда, спросила, можно ли мне сделать татуировки по всему телу, чтобы демоны не могли до меня добраться, и он только рассмеялся и ответил, что такие штуки работают только в кино. Однако после этого он дал мне талисман — Печать Соломона. Она изображена на большом серебряном диске, и я никогда не ношу его, потому что он такой увесистый, что шее больно, но иногда я кладу его под подушку ночью.

Печать была первым магическим знаком, который я научилась рисовать. Это шестиконечная звезда в круге, с точками между лучами. Очень простой знак и очень действенный. Секрет его магической силы заключается в том, чтобы переплетать линии, а не пересекать; чем сложнее рисунок, тем больше в нем защиты и магии. Райан рассказал мне, что треугольники символизируют стихии и что знак напоминает ему меня. Я до сих пор не уверена, что это значит, и Райан не объяснил, но я надеюсь, что это не просто приятные слова.

— Ты должна пообещать мне, что больше не прикоснешься ни к одной Двери, — наконец произносит Райан.

— Клянусь. — Это может оказаться ложью.

Не то чтобы я решила прикоснуться к Двери в больнице.

Солнце высоко в небе, жарит мне голову. Иногда я жалею, что не блондинка; уверена, что блондинки перегреваются не так быстро, как брюнетки.

— Конечно, — говорит он, и мне ясно, что он не поверил. — Я…

Я никогда прежде не видела, чтобы ему не хватало слов, но он замолкает прямо посредине предложения. Светофор загорается зеленым, но Райан не двигается.

— Ты… — подсказываю я.

— У меня есть идея, — признается он. Я никогда не видела его таким неуверенным. — Где-то есть место, где может быть Дверь, но… на самом деле я никогда раньше не видел, чтобы Двери перемещались. Никогда. Я даже никогда не слышал об этом. Но большинство Дверей — это звучит так глупо, даже для меня, — большинство Дверей находится в торговых центрах.

— В… торговых центрах.

— Много народу, много шуму, много суматохи. Много подвальных помещений, куда никто не заходит. — Райан отмечает пункты, загибая длинные красивой формы пальцы, с которыми у меня связана не одна фантазия. У него всегда чистые ногти, и это весьма впечатляет, учитывая специфику его работы. — Торговые центры — отличные места для демонов, — заканчивает он. — Они перемешиваются с неформальной молодежью. Так что, если твоя Дверь переместилась спонтанно, она могла отправиться туда.

— Что ж, — радостно говорю я, — я спец по торговым центрам. Пошли.

— В Бруклине вообще есть торговые центры или надо ехать на Манхэттен? — Он поправляет стетсон.

— О, конечно, в Бруклине есть торговый центр, и там полно неформалов, — уверяю его я. — Но… — Я останавливаюсь и вздыхаю.

Райан осторожно разглядывает меня:

— Но что? Я хмурюсь:

— Нам придется сесть на автобус.

5

На самом деле нам приходится сесть на автобус и еще на метро. К счастью, в этом месте поезд идет большей частью по земле. Сейчас не семидесятые годы; нью-йоркское метро больше не внушает ужас. Но это гавань для демонов. Все эти катакомбы, туннели, которые больше не используются… Такое ощущение, что у демонов есть радиокомпас. Те экземпляры, которым удалось выйти из Двери и миновать Райана, всегда направляются в метро.

Я не хочу садиться в поезд. Я действительно не хочу. Не то чтобы я слышала шепот Двери или что-то в этом роде, я просто… не хочу садиться в поезд. У меня такое же чувство, как было в вестибюле больницы. Это плохая мысль.

Райан берет меня за руку и бережно тянет за собой, и я прохожу сквозь открытые двери, вцепляюсь в него и прячу лицо у него на груди. От него больше не пахнет кровью, — должно быть, он принял душ в моей квартире над закусочной, пока мне снились оборотни. Он пахнет сандаловым деревом.

Уголком глаза я вижу тени с крыльями и сглатываю комок, поднимающийся в горле.

— Райан, — настойчиво шепчу я.

— Я вижу их, — спокойно говорит он. Слишком спокойно. — Они не приблизятся к нам. Ты все еще пахнешь смертью.

Он тихо бормочет мне о демонах, животных и важности идентификации по запаху для преимущественно ночных созданий. Звучит как белиберда, но успокаивает. Когда поезд останавливается, мы выходим, хотя это еще не наша остановка. Мы садимся в другой вагон. Здесь тоже некомфортно, но тут нет крылатых теней, так что я просто стою, уткнувшись в грудь Райану, и вдыхаю запах сандала.