Соль и сирень

— Кому-то — возможно, но не мне, — с вызовом ответила я, потому что не терпеть не могу, когда меня заставляют сомневаться в собственной полноценности.

Мадам поджала губы, поправила очки отточенным жестом и только тогда ответила:

— У каждого факультета своя цветовая гамма. Наш факультет использует красный цвет, потому что он символизирует кровь. Вы знаете, что значит кровь для колдуньи, мисс Мирослава?

— То же, что и для всех остальных живых теплокровных существ? — предположила я, выгибая брови.

— Нет, — и мадам вновь высокомерно вздернула острый подбородок. — Самое сильное волшебство создается на крови. Нет ничего сильнее и страшнее магии, сотворенной на крови колдуньи.

Нечто зловещее послышалось мне в этих её словах.

— Почему? — тихо вопросила я, ощущая, как на руках, словно солдаты по стойке смирно, поднимаются волоски.

Мадам Мелинда внимательно посмотрела на меня, и какая-то тень мелькнула по её некогда определенно красивому, а теперь просто строгому лицу. Я не успела распознать, что именно это было. Но однозначно могла сказать — к светлым и доброжелательным чувствам эта эмоция точно не относилась.

— Потому что нивелировать магию на крови может только та колдунья, которой кровь, собственно, и принадлежит, — уже без всякого напускного пафоса ответила мадам Мелинда. — Но это тупиковое условие, потому что та, чья кровь была использована, чаще всего, погибает — либо во время творения магии, если она решилась на подобный шаг самостоятельно, либо от рук того, кто захотел воспользоваться её кровью, чтобы провести ритуал.

— То есть, разрушить магию на крови уже невозможно? — наморщила я лоб, вспомнив слова Милены.

И про смерть самой Милены тоже вспомнила.

— В девяносто девяти случаях из ста — нет, — кивнула мадам и, взявшись за ручку, распахнуда передо мной дверь. — Это ваша комната, мисс Мирослава. Располагайтесь. Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь обращаться за помощью.

— Спасибо, — пробормотала я в удаляющуюся идеально ровную спину и вошла в памещение, притворяя за собой дверь.

Внутри уже кто-то был. И этот кто-то лежал на одной из двух кроватей, укрывшись одеялом с головой.

Я донесла уже спящего и сладко посапывающего Сократа до второй кровати и аккуратно положила на красное одеяло. Он тут же проснулся и встрепенулся. А после сел, потянулся и зевнул. А я начала осматриваться.

Обстановка была не то, чтобы спартанской, но особым разнообразием тоже не радовала. Две кровати стояли в противоположных углах, занимая большую часть пространства. Между ними расположились две тумбочки, по одной на каждую из двух обитательниц. Рядом с кроватью, на которой устроились мы с Сократом, высился массивный шкаф из натурального, судя по отчетливому запаху древесины, черного дерева. Он занимал всё оставшееся до двери место и буквально упирался в потолок. Напротив шкафа, рядом с кроватью соседки, расположился такой же деревянный стол с настольной лампой и деревянный трехногий стул без спинки.

— Ну, и как мы должны его делить? — спросила я вслух.

— Кого? — не сообразил все еще сонный Сократ.

— Стол, — указала я, взмахнув рукой. — Он один, а нас тут двое. То есть, предполагается, что заниматься мы будем по очереди?

— Забудь про стол, — тут же оживился кот. — У нас есть проблемы посерьёзней.

— Кроме отсутствия самого необходимого для жизни? А вернее, для учебы? — скривилась я, придирчивым взглядом окидывая кровать. Она не выглядела удобной — узкая и достаточно низкая.

Решив опробовать её самым, так сказать, чувствительным местом я в два шага подошла и села. Матрас на кровати отсутствовал, а каркас был настолько жестким, что создавалось впечатление, будто подо мной — цементный блок. Откинув край покрывала, я увидела толстые деревянные планки, сбитые в одно прямоугольное полотно, поставленное на четыре толстые ножки.

Понимание комфорта в этом мире было каким-то варварским.

— Да, потому что вполне возможной этой самой жизни у тебя вскоре вообще не будет, — проворчал Сократ и, резко дернувшись, принялся выискивать зубами блох на хвосте.

— Это ты мне сейчас так угрожаешь? — не ожидала я такого поворота событий.

— Нет, — оторвался мохнатый от своей филейной части. — Это я сейчас тебя так предупреждаю. Тот парень, с которым ты столкнулась…

— Ааааа, — зло зашипела я. — Тот странный типчик, который всю дорогу обзывал меня мышкой?

— Да, — вздохнул Сократ и как-то разом весь поник. Даже его ушки, с кисточками на кончиках, делавшие мохнатаго немного похожим на рысь, грустно опустились. — Его зовут Тай Сатус. И знакомство с ним было самым плохим, что только могло с тобой случиться. На самом деле, я искренне надеялся, что вы с ними вообще не встретитесь. Школа ведь большая, а они не из тех, кто открыты новым знакомствам, особенно, с такими, как ты.

— С такими, как я? — недоуменно переспросила я. — И кто такие «они»?