Соль любви

– Со мной? Но ты же так не привык! – я сощурила глаза. – Как ты можешь обещать именно это?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты сейчас со мной, а через секунду сам по себе! К чему бессмысленные обещания?

– Не понял!

– Взбитые сливки! Забыл? – вскипела я.

Не знаю, почему я так разозлилась. Может, мне хотелось провести выходные вдвоем с Ильей. Без тягомотины и принюхивания к новым людям. Я тоже желала отдыхать, как привыкла. Или дело было совсем в другом. В темном коридоре моего подсознания.

– Вот оно что! Ты у нас, оказывается, злая и память у тебя хорошая!

– Давай я приглашу тебя в гости и выпну через пять минут. Склероз как рукой снимет!

На его щеках заходили желваки, цементируя черным битумом ямочки у губ. Напротив меня стоял стрелок с полным колчаном темных стрел, тяжелых, как камни для пращи. Их было под завязку.

Он не стал в меня стрелять, просто развернулся и вышел. А я сразу пожалела о своих словах. Ведь Илья хотел только отдохнуть – и все. Но мне всегда нужно поставить точку, я не забыла о взбитых сливках. Получалось, я злая и память у меня хорошая. Только я мало с кем ссорилась, у меня немного друзей. Точнее, один.

Илья курил на кухне в открытое окно. Поставив локти на заснеженный подоконник. Головой в городской тусне автомобильных пробок и мерзлых машин.

– Ты же не куришь, – у меня против воли задрожали губы.

Он молчал, глядя из полутемной кухни на темную улицу. На электрические елочные гирлянды механической жизни. Я не уходила, я чего-то ждала.

– Я не люблю шумные компании, – наконец сказала я, и мой голос сорвался на шепот.

– Ты мне надоела, – спокойно сказал он, не поворачивая головы.

– Из-за взбитых сливок?

– Из-за всего, – он взглянул на меня.

Короткий косой взгляд порезал меня бритвой. По глазам. Я тронула их руками. На пальцах краснели алые бисерины крови. А я думала, что к такому взгляду я уже привыкла.

Илья снова повернулся к окну, из его пальцев вылетел горящий окурок. Выстрелил в черное небо оранжевой пулей.

Я надела на домашнюю одежду куртку, взяла сумку и вышла. Я долго не могла поймать машину и думала, что это добрый знак. Илья придет, примчится за мной и заберет к себе. На мне были тапочки на босу ногу, и ноги стали ледянее льда. Но за мной никто так и не пришел. Я не помню, чтобы за мной кто-нибудь приходил просто так. И я не помню, чтобы меня кто-нибудь искал. Я оказалась невидимкой, но поняла это только сейчас.

Я села в остановившуюся машину и поехала домой.

«Вещи заберу завтра», – решила я.

Я ехала по ночному городу, глядя ему глаза в глаза. В витрины, огни светофоров, уличные фонари, прямоугольники электрического, домашнего света. Мне было холодно от его света до тряской, знобкой дрожи.

– Он не любит меня, – сказала я Гере. – Смешно, да?

– Не очень, – ответил он.

– Другая жизнь будет в другой жизни. Если повезет.

Я бросила сумку на пол и легла на кровать поверх одеяла. Я человек, и должна мерзнуть как люди. Зачем мне зимнее одеяло?

Мне в глаз попала звезда. Одна-единственная на всем черном небе. Может, там сидел бог.

– Когда это кончится? – спросила я.

– Никогда, – сказал бог.

* * *

Я опять заболела. Я всегда болею зимой. И в прямом, и в переносном смысле. Только в этот раз я болела так, как тогда в детстве, пневмонией. У меня была лихорадка, а на груди вместо горячей ваты лежало холодное зимнее одеяло. Оказывается, зимнее одеяло совсем не греет. Нисколько. Меня трясло от озноба целыми днями. И еще я боялась остаться одной. Совсем одной.

– Не уходи! – молила я Геру и цеплялась за него холодными руками.

– Не уйду, – говорил он.

Я закрывала глаза и проваливалась в холодную, снежную вату, а потом снова и снова спрашивала:

– Не уйдешь?

– Нет, – отвечал он.

– Не уйдешь?

– Нет.

Мне не было покоя ни днем, ни ночью. Я боялась остаться одна в огромном, хмуром пространстве. Без единой живой души. Страшно. Так страшно, как никогда. Просто я помнила, бог обещал мне, что это не кончится. Я ему поверила сразу же. Разве можно ему не верить?

Я проснулась в залитой солнцем комнате. В разреженном, легком воздухе огромного светлого пространства. И сбросила одеяло, так было жарко. Рядом со мной сидел Гера и спал. Я ткнула его пальцем в коленку. Он разомкнул ресницы и вытаращил на меня отражение моих глаз.

– Жарко, – прогундела я сопливым носом.

– Африка, – согласился он.

Я прыснула со смеху. Он тоже. Мы смеялись зеркальным смехом. В другой жизни.

– Ты все время был со мной?

– Я взял отпуск по уходу за больным ребенком.

Мы опять засмеялись. Я погладила его коленку.

– Спасибо, – прогундела я сопливым носом.

– Не за что, – зеркально прогундел он.

Я закопалась в одеяло и посмотрела на Геру через узкую щель. У него не было ни единого седого волоса. Как такая чушь могла прийти мне в голову?

– Я могла бы выйти за тебя замуж и нарожать тебе кучу детей, – сказала я из одеяльной норы.

– Ты же любишь Илью, – отрезал Гера. Он перестал улыбаться.

– Нет, – возразила я. – Мне просто было интересно, чем живут шары-инопланетяне. Я забыла конец романа. Не помню, чем кончилось. Что этим шарам было надо? Короче, фильм надо смотреть до конца.