Соль любви

Рыбакова сидела, опустив голову. По ее лицу текли слезы.

– Ты тупая или прикидываешься? – жестко спросила Терентьева.

– Я не знала, – потерянно сказала я. Не веря.

– Значит, тупая! – заржал Зиновьев. – Четыре года тупит! Зашибись!

– Дьявол в тебе сидит! – Терентьева смотрела на меня, как на врага. – Сидит, ноги свесил!

– Зачем ты ей сдался, Старосельцев? – согласилась Яковлева. – У нее чувак на «Порше».

– Да! – расхохоталась я.

В жизни, оказывается, все были в проигрыше. Не только я.

– Что ты ржешь, мой конь ретивый? – с ненавистью спросил Старосельцев. – Весело?

– Нет! Не весело! У меня нет чувака на «Порше»! – хохотала я, а по моему лицу текли слезы. Совсем как у Рыбаковой.

Мы допили шампанское и разошлись. Почти как с поминок.

– Жизнь продолжается, – сказала я себе, глядя на небо.

Морозный ветер потрепал мне волосы, выбившиеся из-под шапки. А я не знала, что это значило.

Я вышла на балкон. Перед моим носом висела сосулька. Трезубец. Нептуний знак в воздухе, а не в воде. Я отломила от него маленький отросток, чтобы не портил образ трезубца. Засунула в рот и укусила. Рудиментарный отросток трезубца захрустел на моих зубах, ломя их холодом и тут же тая. Он сдавался почти без боя.

«Так тебе и надо!» – думала я.

Зазвонила сотка, высветив номер черного шара. Надо было поставить точку. Я же не маленькая, чтобы прятаться, как страус.

– Надо поговорить, – сказал черный шар. – Я был очень занят. Думал, что-то случилось. Что-то важное. А ты со своими попугаями.

– Это было важное. Для меня.

– Ты как ребенок, который все время уходит от проблем. Что, я буду все время за тобой бегать?

– Не бегай. Купи компас и выбери другой курс.

– Попугаи – хорошая идея.

– Неплохая. Только они умерли. От холода.

– Что ты сосульки ешь?

– Доктор прописал. По одной сосульке три раза в день. Короче, вали к своим нормальным! Живи с ними счастливо и умри в один день!

Я нажала отбой и, не взглянув вниз, ушла с балкона. Лимон и Яблоко на моем столе чирикали хором в облаке солнца. Им повезло, мне нет. Лимон и Яблоко были вдвоем, а я одна. Я взяла Герин фотоаппарат и сфотографировала себя в зеркале. Поставила материальную точку отсчета в конце этой жизни. Пора начинать новый кадр.

Ночью, во сне, я целилась в Лимона и Яблоко дулом фотоаппарата. Но ни один из них не попал в виртуальный капкан объектива. Им не хотелось стать материальными точками отсчета. Они были живые. А я попадала всегда.

* * *

Жизнь продолжалась, но настроения продолжать ее не было. Не только у меня, но и у всех в группе. Я смотрела на разверстый кишечник. ВВ делал операцию, мы учились уму-разуму со стороны, сверху. Я решила, что не буду хирургом. Жизнь на лезвии бритвы не для меня. Каждая операция – это фронтовая операция. Могут быть жертвы, а могут не быть. Все зависит от командира. Я командиром не была. Не важно, что ты сдал оперативную хирургию на пятерку. Оперативная хирургия – это хирургия на трупах, а трупам все равно. Они дважды жертвы. Им плохо жилось, иначе они не стали бы учебным препаратом. Но они стали учебным препаратом. Вот и получается дважды, если не считать смерть. С ней трижды. Короче, со смертью их предали трижды. И не надо никаких троекратных петушиных криков. Жизнь прекрасно обошлась без них. Деликатно и тихо.

Мы вышли из учебного корпуса, не глядя друг на друга, и направились каждый в свою сторону. Мне не хотелось домой, пока там нет Геры. Дом без Геры покрывался пылью, и я вместе с ним.

Я встала у колонны и взглянула на солнечный маятник, он сверкнул серым металлом. У меня внутри, у самого горла задрожал противный, студенистый кисель. Время остановилось в одну секунду, выбросив из себя серое яйцо с черным зародышем. И я пошла к черному шару, заколдованная серым блеском его скорлупы.

– Ты не припадочная. Я сказал это… не подумав. Сгоряча.

– Ясно.

– Ты почему в обморок падаешь?

– За всю мою жизнь я упала в обморок четыре раза. Только с тобой.

– Почему?

– Потому что меня преследует черный шар-инопланетянин.

– Можно без аллегорий? Говори как нормальный человек. Хоть иногда!

– Я не хочу быть нормальной! – вдруг закричала я. – Я хочу жить в своей психушке! С белыми корабликами и попугаями зимой! А ты живи в своей! В серой коробке из бетона! Сам на сам! В своей смирительной рубашке и амбарными замками на твоей тупой башке!

– Какими замками? – заорал Илья. – Какими амбарными замками?!

– Сон сердца рождает чудовищ! – кричала я. – Понял?

– Что понял? – орал Илья. – Это я прихожу с работы, а меня встречает чудовище! С кукушками и попугаями! Я отдыхать хочу, а не париться!

– Ты грубый, злобный, бесчувственный мужлан! Ты бросаешься на людей заранее, даже не узнав, может, они пришли к тебе с добром!

– Я бесчувственный?! Я с друзьями стал меньше общаться! Из-за тебя! Только чтобы не слышать твое нытье и не видеть твою постную физиономию!

– Через тернии к жертвам? Не надо мне такой благотворительности!

– Вот именно через тернии! Хорошо сказала! Я не спал две ночи подряд! Из-за этого ушлого святоши! А ты достаешь меня какой-то ерундой!

– Какого святоши?! Како..? – я подавилась злостью и закашлялась.