— Сейчас ты пойдешь наверх, примешь душ, выпьешь успокоительные и снотворные, и проспишь до завтрашнего утра. От тебя так разит перегаром, что я едва держусь, чтобы не блевануть. Если будет звонить отец — скажи, что ты до сих пор перевариваешь тропических устриц, и не дай тебе бог хотя бы сопением дать понять, что ты в курсе нашего с ним приватного разговора. Это понятно или повторить еще раз?
Он отползает в сторону, перекатывается на четвереньки, потом встает и семенит на второй этаж, ни разу не оглянувшись, как побитая псина.
А я долго смотрю ему вслед и проклинаю каждого из трех — Андрея, Угорича и Наратова.
Из-за них я стала существом, которому совершенно наплевать на боль и страдания окружающих. Потому что, какой бы сильной я взамен не стала, никто в здравом умен не хочет добровольно превратиться в бессердечное чудовище.
А я, кажется, все чаще… начинаю получать от этого удовольствие.