И во мне снова ожила та упоротая толстая неуверенная в себе девочка Валерия, которая так ждала долгожданное сообщение, что с параноидальной настойчивостью проверяла телефон каждые пять минут. Но это все равно не работает. Сколько бы раз я не заглядывала в нашу переписку, надеясь увидеть уже даже не ответ, а хотя бы уведомление о доставке — этого не случается. Я начинаю проверять телефон еще чаще, надеясь магическим образом ускорить процесс и только еще больше загоняю себя в клещи собственной паники.
«Нужно просто все удалить», — думаю я, разглядывая переписку, в которой последние штук двадцать сообщений — мои, и ни одно из них не дошло до адресата. Я просто пишу ему всякую ерунду — прогноз погоды, свой завтрак, ребус из смайликов, разгадку которого сама же и присылаю. Надеюсь, что рано или поздно мое упорство пробьет эту тотальную тишину.
Хотя в глубине души готовлюсь принять неизбежное.
Моему учителю надоело со мной нянчиться, и он, в свойственной себе манере, обрубил все и сразу, раз и навсегда. А мне просто феерически повезло, что случилось это в момент моей самой большой уязвимости.
— Сделай это, — приказываю своему мягкому страдающему нутру, которое готово цепляться за любую ниточку связи, лишь бы не лишаться последней иллюзии. Но палец, занесенный над кнопкой удаления диалога, предательски дрожит. — Он бы сказал, что ты слабачка, Лори.
Ладно, я просто сделаю это на счет три.
А потом с головой уйду в работу.
И, наконец, стану на учет по беременности у того разрекламированного доктора. Не хочу, чтобы с моим ребенком что-то случилось, раз уж я решила грудью напороться на волнорез собственных табу.
Но в паузе между счетом два и три, на экране всплывает сообщение в директ от Наратова.
Ни разу не снег на голову. Я ожидала чего-то подобного с первого дня, как Андрей начал активно показывать, как ому нравится свободная жизнь. Этому болвану даже в голову не приходит хотя бы создавать видимость того, что где-то в его Вселенной существует беременная жена.
Расценив это как знак, что с тотальным удалением Шутова из своей жизни можно повременить, закрываю переписку и без особого интереса читаю, что прислал Наратов.
— Очень умно, — шепчу себе под нос, изучая брошенную им ссылку на недавно открывшееся кафе-кондитерскую, с припиской, что выпечка там ничуть не хуже того места, которое я люблю.
Хитрый сукин сын всегда стелет соломку. Если Илона найдет переписку — ей вообще не к чему будет придраться. Хотя, уверена, этому мудаку хватило бы изворотливости придумать себе оправдание даже если бы она стащила его с голой бабы в их собственной постели. Только страх перед Новаком мешает Сергею развернуть свое безразмерное мудачество в полный рост.
Чем в недалеком будущем лично я тоже собираюсь воспользоваться.
Валерия: Ага, видела уже это место.
Тоже совершенно нейтральная фраза. В игре, которую я собираюсь вести, все импульсы должны быть исключительно от Наратова.
Сергей: Блоггерши уже оккупировали!
Сергей присылает еще много смеющихся смайликов, как будто у него заело кнопку. А когда я не подаю никаких признаков заинтересованности, пишет, что с двух до четырех там вполне спокойно, а еще как в это время они загружают в печи свежую порцию выпечки. Так что у меня есть все шансы попробовать их популярные позиции буквально с пылу, с жару.
Это ни что иное, как предложение встретиться там в это время.
Валерия: Спасибо за наводку, мне как раз нужно немного развеяться.
Сергей: Ну я примерно понимаю, что тебе сейчас нелегко.
Валерия: У меня очень много работы.
И, выдержав минутную паузу, все-таки закидываю наживку, давая понять, что завтра у меня будет «окно» как раз в эти часы. Сергей наперед желает мне приятного аппетита, а в конце приписывает многозначительное: «Ну ты там держись, мать».
Я бы собственноручно каждый раз ломала мужикам пальцы за то, что они используют в отношении женщин эту дибильную формулировку.
Когда на следующий день я захожу в кафе в семнадцать минут третьего, то первым делом ищу среди посетителей Сергея. Справедливости ради, это не так просто, потому что посетителей здесь действительно не мало. Его нигде не видно. Что в общем не удивительно — он труслив, и не стал бы рисковать своей сытой жизнью, встречаясь со мной на глазах десятков свидетелей.
Но каково же мое удивление, когда внимание привлекает машущая над головами сидящих посетителей рука. Наратов не сбежал. И даже как будто осмелел. Это не стол в центре зала, но тем не менее.
— А ты что здесь делаешь? — спрашиваю я, даже не пытаясь делать вид, что удивлена.
— Догадаешься с трех раз? — Он любезно отодвигает для меня стул и задерживается у меня за спиной, поглаживая спинку ровно в том месте, где ее почти касаются мои лопатки.
Хорошо, что если вдруг меня стошнит, я всегда смогу свалить это на свое беременное положение. А ведь когда-то я с ума сходила от мысли, что мы можем расстаться и я больше никогда не смогу до него дотронуться.
Я жду, пока он усядется на место и говорю в лоб, что поняла его намек на встречу.