Заворачиваю на кухню и первым делом бросаюсь вперед, к маленькому скорчившемуся на полу детскому тельцу. Она так устала орать, что успокаивается просто от того факта, что хотя бы кто-то взял ее на руки. Но все равно всхлипывает и дергается, как маленький заяц после долго бега. Странно, но свет выключен. Я вижу, что Марина лежит на полу, но сначала сосредотачиваюсь на ребенке. Возвращаюсь к дверям, приговаривая Стасе, что все хорошо и даже выковыриваю из глубин памяти какую-то колыбельную. Правда, она на английском и сохранилась во мне еще с тех времен, когда я была жирной Валерией Гариной и мы с Шутовым на пару играли на приставке в какой-то хоррор.
Щелкаю выключателем и кухня наполняется рассеянным тусклым светом.
— Господи, — шепчу совершенно деревянными губами, когда понимаю, что красные пятна на одежде Стаси — не вино, как я сначала подумала, а кровь, причем свежая, не подсохшая, потому что теперь и я в ней. — Стася, пожалуйста, мне нужно осмотреть тебя. Не вертись, ради бога, Стася.
Но в конце концов, поняв, что одновременно это сделать не получится, возвращаюсь в коридор, снова едва не прокатившись на бутылке (теперь отшвыриваю ее ногой в другую сторону), сажу девочку на тумбу и бегло осматриваю ее руки и ноги.
— Это не твоя кровь, — проговариваю вслух, потому что так моему мозгу легче абстрагироваться от происходящего пиздеца. — Все хорошо, маленькая, все в порядке.
Но мое душевное равновесие снова разбивается вдребезги, когда вспоминаю, что Стася ползала на полу возле лежащей матери. Я разговаривала с Мариной минут десять назад, и тогда она точно не была настолько пьяной, чтобы полностью отрубиться. Но на мое появление она вообще никак не отреагировала.
Черт. Черт!
Снова хватаю Стасю на руки и несусь на кухню. Когда забежала сюда первый раз в голове была только одна мысль: успокоить ребенка, убрать ее подальше от предметов. Которые могут причинить ей вред и убедиться, что с ней все в порядке. По сторонам я вообще не смотрела. Поэтому только со второй попытки понимаю, что вся кухня буквально залита грязными бурыми пятнами и завалена осколками битой посуды.
И в эпицентре всего этого Хаоса — Марина.
Лежит ничком, в позе эмбриона, поджав под себя колени, как будто даже сейчас пытается дотянуться ими до подбородка. Ее волосы полностью закрываю лицо, но даже тот край щеки, который я вижу в прорези между плотной завесой каштановых локонов, выглядит очень бледной. Одна рука расслабленно лежит вдоль тела, друга — запрокинута за голову. И вокруг нее расползлось небольшой красное пятно.
Я сглатываю.
Но прежде чем окончательно испугаться, в последний момент цепляюсь взглядом за бутылку вина, которая валяется неподалеку. Точнее даже не саму бутылку, а ту ее часть, по которой еще можно идентифицировать, чем это было до того, как превратилось в груду битого стекла. И судя по цвету пятен на полу и на одежде Стаси — не все из этого кровь.
Я набираю номер «неотложки», подношу телефон к уху.
Отвечаю на пару стандартных вопросов диспетчера, озвучиваю «несчастный случай» и диктую адрес Марины. Диспетчер пытается дать мне какие-то указания по оказанию первой помощи, но я кладу трубку, осматриваюсь и, пробравшись по островкам без стекла, с трудом усаживаю Стасю на кухонный диванчик. Ставлю рядом два стула, чтобы, когда она попытается сползти на пол, они ее задержали. Хотя бы на какое-то время.
Разворачиваюсь к Марине.
Потом быстро осматриваю кухню, хватаю полотенце, мочу его под краном и присаживаюсь рядом с ней. Отвожу волосы от лица и сразу обращаю внимание на то, что она дышит, хоть и едва заметно. Рука рядом в порядке, не считая нескольких неглубоких и не опасных порезов — наверное, поранилась когда падала. Но на второй, той, что запрокинута за голову, глубокий широкий порез вдоль запястья, и такая же глубока рана на ладони. Тут же валяется треугольный осколок бутылочного стекла. Острым он не выглядит, к счастью.
Сдергиваю пояс с халата Марины, наспех перетягиваю руку чуть выше места пореза, потом пытаюсь привести ее в чувство несколькими крепкими пощечинами. Она не реагирует. Отчаявшись, хватаю ее за грудки и трясу как грушу, в надежде, что она хотя бы глаза откроет. Марина только слабо стонет, но в сознание так и не приходит. И в этот момент краем глаза замечаю Стасю, которая уже почти сползла на край дивана и вот-вот свалиться на пол.
Успеваю перехватить ее буквально за миг до падения.
Дергаю головой на длинный протяжный звук, соображаю, что это звонок в дверь. «Скорая» приехать бы не успела. Значит, это Вадим.
Бегу в прихожую, прижимая Стасю так сильно, что болят пальцы.
Проворачиваю защелку.
Распахиваю дверь.
— Слава богу, Шутов, я думала, ты…
Моя мозг медленно, как в чертовом фантастическом триллере про виртуальную реальность, отматывает время назад до исходной точки.
Звонок.
Мои пальцы на защелке, два щелчка.
Легкий, почти не слышный шорох открытой двери.
Долговязая фигура в объемном черном худи с капюшоном и потертых стильных джинсах.
— Привет, Лори, — до боли родной, но как будто простуженный голос. — Хреново выглядишь, обезьянка.