Она сначала пытается хихикать, потому что ее крохотный, как у рыбки, мозг, пока еще не развился до стадии многозадачности и сложных вычислительных процессов. Но секунд двадцать спустя она, видимо, начинает что-то подозревать. Морщит нос, посылает меня на хуй и порывается выбраться из-под одеяла. Я задерживаю ее за руку, тяну на себя, подавляя слабые и сто процентов наигранные потуги сопротивляться. Ей, как и всем моим предыдущим телкам, абсолютно все равно, кто был до нее и кто займет ее место, и трахаемся мы не потому, что без ума друг от друга. Просто на данном отрезке времени ее мечта о красивой гламурной жизни встретилась с моими «жирными» финансовыми возможностями. Ничего личного и, избави бог, глубокого. Все болтается на поверхности, как бензиновая радуга в луже — такое же бессмысленное и непродолжительное, но довольно симпатичное, если смотреть под правильным углом.
— Обязательно говорить это через пять минут после того, как я тебе ососала? — возмущается моя «присоска», хотя уже сама льнет к боку, потираясь носом об мою шею.
— Просто немного ясности, чтобы не чувствовать себя пиздаболом. — Я запускаю пальцы в ее белокурые длинные волосы, наслаждаясь их приятной мягкостью. Буквально как шелк. — Слушай, ты же можешь слетать куда-нибудь и без меня? С подружкой. На недельку. Под пальмы.
Отметка ее хорошего настроения ползет вверх буквально на глазах. Малышка заползает на меня сверху, изображая страстную наездницу, ничуть не стесняющуюся своей наготы. Но я все равно не даю ей выдернуть край одеяла, все еще разделяющий наши тела. У меня важное свидание, и если я снова проебу свою запись, Поляков точно от меня откажется.
— Зааай, но это же… дорого.
— Я все оплачу.
Волшебные слова. Жизнь стала намного проще с тех пор, как я стал сознательно выбирать женщин, все проблемы с которыми решаются этим заклинанием.
— И я сама могу выбрать отель? — Она снова страстно на мне ёрзает.
— Да.
— И взять… двух подружек?
— Ага.
— И присылать тебя много много… много обнаженных фото с пляжа?
«Да мне на хер не уперлись твои потуги изображать девушку с разворота Плейбоя», — мысленно лыблюсь я, но вслух говорю:
— Естественно.
К Павлову я все-таки опаздываю, хоть и на символических пять минут. Симпатичная секретарша из его приемной предлагает мне кофе и печенье, на что я, со смехом, интересуюсь, сколько кофейный бренд платит ей за скрытую рекламу в «чистилище» перед кабинетом у кардиолога.
— Дмитрий, — слышу басистый мужской голос из полуоткрытой двери, — если вы немедленно не оставите в покое Юлию Сергеевну, это будет наша последняя встреча.
— Все, уже растворяюсь в тумане!
Миролюбиво задираю руки и подмигиваю румяной сочной малышке, которую не стал бы трахать просто по причине того, что она наверняка провалила бы кастинг на пороговое количество извилин в голове. Чтобы быть подружкой Шутова, Юлия Сергеевна, увы, слишком умна, а в ареал моей охоты сейчас попадают исключительно однодневки бабочки-капустницы.
— Ну, кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — Усаживаюсь в удобное кресло, закидываю ногу на ногу.
— Больше, чем если бы вы, Дмитрий Викторович, прожили бы, если бы сказали еще хоть слово моей дочери.
— А это сокровище — ваша дочь? Простите, но она явно в маму.
— Ваши анализы. — Поляков выкладывает на стол папку, к которой прикреплены разные шуршащие бумажки, пленки, снимки и куча эпикризов. — Я же запретил вам курить.
— Клянусь, что изо всех сил сопротивляюсь этой коварной привычке, но пока что она ведет со счетом «over дохуя» не в мою пользу.
— Вы всегда корчите клоуна, когда играете со смертью?
— А вы всегда такой пафосно трагичный?
— Нет, только когда натыкаюсь на клоунов.
Я засовываю язык в задницу, потому что во взгляде этого здорового почти двухметрового мужика есть что-то… отеческое. Так на меня смотрели только раз в жизни — отец Лори, в тот день, когда сидел надо мной в занюханом медпункте и, без прикрас, учил правде жизни.
— Очень хорошо, что вы, Дмитрий Викторович, справились с собой и готовы к серьезному разговору. На две с половиной минуты быстрее чем в прошлый раз.
— Эволюционирую, — уже без капли сарказма, говорю я.
— Если вы не откажетесь от сигарет, то на следующий сеанс можете не записываться.
— Типа, не доживу?
Он снова слишком категорично смотрит прямо мне в глаза.
Черт.
— Все, завяжу. Клянусь святым пупком.
— Боюсь, что это все равно не решит все наши проблемы, но хотя бы что-то.
Он встает из-за стола, развешивает на подсвеченных панелях все свои снимки и тычет пальцем в пару темных пятнышек, переходя от первых снимкам, сделанным несколько лет назад, к последнему, трехдневной давности. Пятна стали значительно больше, но я выбираю валять дурака.
— А можно мне копию четвертого? А то моя девушка не верит, что у меня есть сердце.
— Продолжайте в том же духе, и от него скоро ничего не останется. Хотя, боюсь, вы умрете гораздо раньше.
— Док, я слышу эти страшилки плюс-минус с пяти лет.
— Возможно, смерти просто надоело терпеть ваши насмешки?