Соль с Жеваховой горы

– А стол кто перевернул? – На лице Мишки появилось странное выражение.

– Так мы и перевернули! Девка была крупная… Я на столе пытался ее.. А стол и перевернулся…

– Ты больной, – вздохнул Мишка, – денег хоть немного было?

– Да вроде прилично! Вчера только перевод за ранение получил, на три месяца здесь пособие положено. Так что крупная была сумма.

– Надо найти шалаву, – сказал Мишка, – я скажу кому следует – суку быстро отыщут, и к ногтю!

– Вот еще чего, – Котовский вдруг стал серьезным, – буду я счеты сводить с бабой! Бабе мстить – не мужское это дело. Ну ее. Грабанула – и ладно. От меня не убудет. А к ногтю – зачем ногти-то пачкать?

– Где ты ее подцепил, хоть скажи?

– Да в борделе на Ланжероновской! Веселое такое заведение. Занавески в цветочек. Классная была девка, с широкой костью. Мне такие нравятся. Мы на Дерибасовской еще кутили. Потом я сюда ее привез. Странно, да?

– Что странного?

– Я каждый день новую девку сюда вожу, а только эта шалава меня грабанула. Деревенская какая-то. Явно не знала, кто я такой.

– Значит, нужно найти и как следует объяснить, чтоб больше неповадно было!

– Нет, – Котовский покривился от головной боли, – и не вздумай даже! Хотя…

– Что? – Мишка подошел ближе, сразу уловив изменившиеся нотки в тоне своего друга и командира.

– Я вот что думаю… А знаешь, чей это бордель?

– Ну? – Мишка слушал с интересом.

– Майорчика. Ну, правой руки Японца покойного, царствие ему небесное! Мейера Зайдера. Он как в Одессу вернулся тайком, так сразу бордели стал крышевать. И этот давно уже его. Он, наверное, не знает, что я в городе.

– Не говори глупости! – сухо сказал Мишка. – Вся Одесса знает, что после ранения Котовский отдыхает на вилле на Французском бульваре, которую ему большевики выделили! Так что не может Зайдер управляться с борделями и такого важного не знать!

– Да, – Котовский задумался, – слушай… Я тут подумал. Девка эта – хороший повод, чтоб не ее к ногтю, а Зайдера. Не нравится он мне.

– Это тебе зачем? – Мишка нахмурился. – Ты тут пересидишь еще месяцок и уедешь, а Одессе здесь жить.

– С каких это пор ты, Мишка Няга, одесситом заделался? Ты всегда был ушлый цыган без роду без племени! Помнишь, где я тебя подобрал?

– Помнить-то я помню. Я все помню, – мрачно сказал Мишка Няга, правая рука и самый верный адъютант Котовского, – только вот Одессу я всегда любил и буду любить. Не лезь ты в их дела!

– С чего ты про этих биндюжников печешься? – нахмурился Котовский. – Злые языки мне давно несут, что ты закорешился кое с кем с Молдаванки.

– Пусть несут, – хмыкнул Мишка, – а Молдаванку я люблю! Она на мой родной городок похожа.

– Какой твой родной городок? – подозрительно спросил Котовский.

– Тебе это зачем? Было – и сплыло, что о том думать, – пожал плечами Мишка, – много всего было. Погулял на своем веку. Людей грабил. Много было. А теперь – теперь в другую жизнь. Ты лучше посмотри, что еще она у тебя грабанула!

Котовский сполз с постели и принялся одеваться. Затем подошел к тумбочке и учинил тщательный досмотр.

– Эй, глянь-ка! Это что такое? – удивленно воскликнул он, сбросил на пол лежащую на боку лампу и позвал Мишку рукой.

Няга подошел ближе. На полированной поверхности тумбочки лежали какие-то крупные кристаллы белесоватого цвета.

– Похоже на соль, – сказал Мишка и взял один кристаллик. Лизнул. – Не соленое.

– Кокаин это прессованный, – мрачно произнес Котовский, – девка с собой принесла. Я вспомнил. Подпольным образом его таким делают. Надо кристаллик растереть – и все.

– На соль очень похоже, – повторил Мишка.

– А ведь действительно, на соль, – и, подбросив кристаллик на ладони, Котовский задумчиво уставился на него.

* * *

Длинный черный автомобиль затормозил возле ярко освещенного подвала на Ланжероновской. В этот поздний час ночи (на часах возле Думы было десять минут второго) улица была совершенно пустынна. Даже подгулявшие прохожие давно попрятались по домам.

Из открытых дверей автомобиля показались кирзовые сапоги, затем – волосатые руки с наганом. Ствол нагана упирался в темноту. Наконец появились два высоченных лба – под два метра ростом, в фирменной одежде одесских бандитов: черная кожанка, под ней яркая косоворотка навыпуск. Оглядев страшными глазами окрестности улицы и потыкав для острастки наганами в темноту, лбы заняли дежурство у дверей подвала. А из автомобиля, кряхтя и тяжело дыша, вывалился маленький Туча, еще больше увеличившийся в объеме. Эти бандиты были его личной охраной.

Туча выглядел как настоящий франт. Полы длинного черного пальто щегольски подметали тротуар, и он поддерживал их тростью с позолоченным набалдашником. Мягкая фетровая шляпа вызывала в памяти Монмартр. А сквозь раскрытые полы пальто, под пиджаком, на массивной груди Тучи пламенел ярко-алый галстук. Туалет довершали лакированные штиблеты. Для полного завершения шика не хватало только гвоздики в петлице пальто.