Соль земли

— Я исчисление веду от площади полезных угодий. В графу «Использование» вношу все виды эксплуатации, а именно: лесоразработки, охотничий промысел, подсочку лесов и заготовку живицы, добычу кедрового ореха. Следовательно, фактический процент использования площадей ещё ниже, так, как к примеру, лесоразработки и подсочка лесов на живицу происходят на одной и той же площади.

— Боже мой, до чего же мы богаты, сколько ещё у нас нетронутых сокровищ! — обводя всех взглядом сияющих глаз, воскликнул Артём.

Чернышёв подхватил слова Артёма:

— Нетронутых сокровищ у нас ещё столько, что дух захватывает. И всё же бездонные сундуки бывают только в сказках. Вопрос стоит так: можно на этих сокровищах ещё больше разбогатеть, а можно все сокровища пустить на ветер.

— Этого никто не позволит! — отрубил Череванов.

— А ты потерпи со своими возгласами, Павлыч, любишь ты резолюции выносить. — Артём погрозил Череванову карандашом.

— Чтобы на этих сокровищах разбогатеть, надо с большим умом произвести планировку лесов, — продолжал Чернышёв. — Тут вначале семь раз отмерь, а потом уже отрезай. Чтобы планировка была правильной, необходимо иметь зоны. К примеру, зона лесопорубок, зона запретных, или заповедных, лесов, зона кедропромысловых лесов, зона для раскорчёвки и увеличения пахотных площадей, зона восстановления лесов и расширения площадей леса. Без этого Улуюлье можно погубить.

— Этот принцип, товарищ Чернышёв, и теперь действует, — заметил Артём.

— Действует, но не всегда. Часто зона определяется без обоснования или же обоснование даётся сегодняшнее, без загляда в завтрашний день.

— А как ты размещаешь эти зоны? Ну-ка, расскажи нам!

Беседа с Чернышёвым всё больше увлекала Артёма.

— По схеме, которую я разработал, зоны по Улуюлью размещаются таким образом: всё правобережье верхнего течения Таёжной, включая Заболотную тайгу, — лесопорубки, подсочка, добыча живицы. Левобережье, или, точнее, Весёлая тайга, — кедропромысловая зона. Синеозёрская тайга и часть Мареевской тайги — запретные, заповедные леса. Уваровская тайга — зона увеличения пахотных площадей.

— А куда ты относишь затаёжные болота? Бросовые земли? Там же миллионы гектаров!

— Нет, Артём Матвеич, затаёжные болота не бросовая земля. Бросаться такими кусками нельзя. Я думаю, когда страна наша оправится от войны и появится у нас побольше техники, мы болота осушим, спустим их воды в реки и получим условия для расширения площадей под лесом. Была у меня мысль заселить эти площади кедром. Грунты там подходящие.

— Ну и мечтатель же ты, Чернышёв! — не то с осуждением, не то с похвалой воскликнул Череванов.

Все добродушно засмеялись.

— Мечтай, товарищ Чернышёв, мечтай! Живём мы в век мечтателей! — энергично пристукнув ладонью по столу, сказал Артём, вспомнив, что именно этими словами Максим в свой приезд весной охарактеризовал Чернышёва и Краюхина.

Восклицание Череванова и смешок слушателей смутили Чернышёва.

— Сорок годов я о лесах думаю, — попытался объяснить своё пристрастие к лесу Чернышёв.

О многом он мог бы рассказать сейчас, но стоит ли говорить о собственной жизни?.. Чернышёв умолк, опустив голову. Вспомнился один случай: он идёт вместе со старшим сыном Сеней по широкой поляне, поросшей густым подлеском. У сынишки в руках таликовый прут. То и дело он со свистом опускает прут на макушки молодняка, и они падают, словно от сабельного удара. «За что же ты их, сынка, так нещадно сечёшь? Ведь они живые, им больно!» — говорит он сыну. Сынишка опускает прут, и вдруг раздаётся плач: «Тятюшка, я никогда-никогда не трону больше ни одного деревца, буду беречь их, как ты». И сын сдержал слово. Он работал вместе с отцом, пока не вырос, не ушёл на войну… А теперь его нет. Пал смертью храбрых. И он, отец, должен теперь работать в лесах за двоих. Не рассказать ли райкому об этом? «Нет, не надо, а то ещё расчувствуюсь, расплачусь, стыдно будет», — решил Чернышёв. Он снова вытер лоб платком, понимая, что молчание его затянулось, торопливо сказал:

— Каждой зоне я даю обоснование. Есть у меня труд, в котором приводятся экономические, географические, лесотехнические и даже исторические доказательства этих зон.

— Прости, товарищ Чернышёв, что перебиваю. Этот труд, товарищи, как сообщила мне сестра, имеет научную ценность и будет напечатан в сборнике Улуюльской комплексной экспедиции, — сообщил Артём.

— Вот это да! Вот какие объездчики есть в Притаёжном районе! — на этот раз с искренним восторгом воскликнул Череванов.

И снова все рассмеялись. Чернышёв тоже смеялся. Артём безуспешно стучал карандашом.

— А как ты смотришь, товарищ Чернышёв, на обмер Синеозёрской тайги, который сейчас производится? — спросил Артём, когда в кабинете наступила тишина.

— Обмер сам по себе не страшен, но если будут там развёрнуты леспромхозы, это нанесёт ущерб Улуюлью. Вот вам пример, когда обоснование даётся поверхностно, без учёта интересов других отраслей хозяйства.

— Слушай, Череванов, слушай, как люди о Синеозёрской тайге отзываются. Это тебе пригодится для разговора в облисполкоме, — сказал Артём.