— Да, да, я также не могу считать выступление Марины Матвеевны удачным, — заговорил Великанов. — Дело в том, что Марина Матвеевна упрощает работу наших экспедиций. Я отнюдь не против привлечения практиков. Мы и существуем затем, чтобы освещать путь практикам, но не следует смешивать наши задачи и методы с задачами и методами практиков. В этом, дорогие мои коллеги, вечно существовала и будет существовать колоссальная разница. Наука есть наука, практика есть практика. Нашим экспедициям, безусловно, придётся встречаться с практиками, но вы сами понимаете, что вовлекать широкие слои практиков в научные эксперименты едва ли целесообразно. Эксперимент может провалиться, и наука будет дискредитирована в глазах практиков. Мы должны, уважаемая Марина Матвеевна, быть очень осторожными и не спешить там, где требуется беспристрастный, спокойный взгляд исследователя.
Марине захотелось немедленно возразить. Она посмотрела на профессора Рослова. Тот сидел в углу, обхватив сильными руками колено и закусив клок своей длинной чёрной бороды. Вид у него был неподступно суровый. «Кажется, и Леонтий Иванович недоволен моим выступлением», — подумала Марина и подавила в себе желание выступить ещё раз.
Когда заседание учёного совета было закрыто, Марина, не ожидая Григория, пошла домой. В коридоре её догнал профессор Рослов. Он бережно взял её под руку.
— Вы домой? Вас подвезти? — спросил он.
От всего, что только что произошло, у Марины остался на душе горький осадок. Было обидно, что не посчитались с её предложениями, над которыми она столько думала, особенно было больно за бестактное, поспешное выступление Григория. Хотелось побыть одной, подумать о всём случившемся.
— Благодарю вас, Леонтий Иванович! Мне нужно зайти ещё в лабораторию, — сказала она, пряча глаза.
Вероятно, она чем-то выдала своё состояние, и Рослов угадал его.
— Не смею мешать! — Он на ходу порывисто и горячо пожал её руку. В этом движении было столько сердечности, что она убеждённо подумала: «Нет, Леонтий Иванович не мог осудить моё выступление». От этой мысли ей стало легче, и она пожалела, что отказалась ехать вместе с профессором.
4
Когда Марина, устав от долгого хождения по городу, с трудом поднялась по лестнице на третий этаж и позвонила, Григорий, делая испуганное лицо, бросился ей навстречу.
— Мариночка, нельзя же так! Три часа ты заставила меня думать чёрт знает что!..
Он обнял её, но Марина решительно отвела его руки.
— Днём ты публично надавал мне пощёчин, а вечером проявляешь такое внимание.
— Я знал, что ты будешь сердиться, знал! И тем не менее я решился на этот шаг во имя наших общих интересов.
Бенедиктин отступил, стряхивая с костюма ворсинки. Впервые пристрастие мужа к аккуратности вызвало в ней раздражение.
— Что ты прихорашиваешься? Можно подумать, что моё пальто в грязи. — Марина прошла в другую комнату.
— Я тебе всё объясню, Мариночка, имей терпение выслушать меня, — проговорил он, неотступно следуя за ней.
— Ну, пожалуйста, говори, говори, сколько тебе захочется!
— Видишь ли, Марина. — Бенедиктин старался придать своему голосу особый оттенок проникновенности. — Я давно заметил, что в твоём характере есть какая-то доля безрассудства. Я затрудняюсь сказать, из каких свойств твоей натуры это проистекает…
— Ты изъясняешься, как изысканный дипломат, — усмехнулась Марина.
— Не иронизируй, пожалуйста. Я говорю о серьёзных вещах, — обиделся Бенедиктин. — Я не буду припоминать других случаев, когда безрассудство брало верх над твоим разумом. Но вот сегодня… Твоё выступление можно сравнить с прыжком в омут. Ты критикуешь планы экспедиций и совершенно не учитываешь, что это детище Захара Николаевича. Старик влюблён в эти планы, он два месяца только об этом и говорил.
— Ну и что же дальше? — спокойно спросила Марина.
— Что дальше? — запальчиво подхватил Бенедиктин. — А хотя бы то, что Великанов — научный руководитель института, а мы с тобой — просто научные работники. Наконец, — воодушевляясь ещё больше, продолжал Бенедиктин, — ты должна учитывать, что осенью я собираюсь защищать диссертацию. Захар Николаевич, по всей вероятности, будет официальным оппонентом. Хотя моя диссертация несколько не соответствует его специальности, он обещал мне всё это уладить. Он же будет подбирать и других оппонентов…
— Но какое отношение имеет всё это к моим замечаниям по планам экспедиции? — не скрывая раздражения, которое всё сильнее овладевало ею, спросила Марина.
Бенедиктин даже поперхнулся.
— Ты не прикидывайся, Марина, дурочкой. Ты всё великолепно понимаешь. Тебе так же, как и мне, прекрасно известно, что всё в жизни решают люди, а поскольку это так, надо уметь с людьми строить отношения.
— Извини! Пресмыкаться и угодничать перед Великановым я не буду! — выкрикнула Марина. Лицо её пылало, обычно доверчивые и добрые глаза гневно искрились.
Бенедиктин старался не встречаться с ней взглядом.
— Ты, во-первых, успокойся и не кричи, — тихо произнёс он.
— А ты не предлагай мне того, что не выносит моя душа, — перебила его Марина, порывисто сбрасывая с себя шляпу и шарф.