Соль земли. О главных монашеских Орденах

Обращение Игнатия Лойолы начинается с этого воинского эпизода. Превратившись в миссионера, он стал немедленно проповедовать на площадях. Тогда как для нас перемена места работы — целая история, святые изменяют жизнь с необычайной легкостью. Инквизиция вмешивалась — и не раз, — упрекая импровизатора-проповедника в том, что он учит любви, не учившись богословию. (Кстати, можно подивиться подобной снисходительности: испанская инквизиция никогда не отличалась склонностью даром расточать предупреждения). Но что значило для Игнатия лишний раз переменить жизнь? В 35 лет он сел за книжки и выучил грамматику. В 38 он взялся за богословие. Тем временем он покинул Испанию, где инквизитор определенно слишком часто давал о себе знать, ради Франции и ее неба, менее чреватого анафемами. Наконец, рукоположенный в 45 лет, он задумывает, чтобы сдержать распространение протестантизма, организацию военного типа, с крепкой иерархией, возможно более далекую от демократического идеала; члены ее, хотя и связанные обетами послушания, нестяжания и целомудрия, должны были быть свободны от монастырских правил, подготовлены к любой деятельности и находиться в состоянии постоянной готовности, чтобы немедленно осуществить любое дело, какое Святейший Отец решит им поручить. Такова практическая формула иезуита.

* * *

В Париже Игнатий делил свою жалкую комнату в Латинском квартале с двумя другими студентами, Пьером Фавр и доном Франциском де Хассу. Говорят, труднее всего было обратить этого последнего, но когда он был, наконец, покорен и «заведен», остановить его уже было невозможно; точно огненный луч он достиг Японии, и молодой человек, который не хотел принимать монашество, вошел в историю под именем святого Франциска Ксаверия. Само собой разумеется, третий обитатель трущобы разделил общую святость, так что антиклерикальные историки могли бы добавить к списку обвинений Обществу Иисуса ту вину, что оно претендует на трех святых основателей вместо одного — несомненное доказательство его хитрого, двуличного карьеризма.

В 1540 году устав Игнатия утвержден Папой, но три товарища едва успели завербовать нескольких новобранцев, как о них заговорила вся Европа. В Испании Мелитор Кано накапливает громы и молнии, а во Франции Парижский университет готовит свои ловушки. С самого начала карьера Общества обещает быть бурной, но иезуиты ничего не имеют против волнений; бури лишь способствуют их порыву. В 1556 году, ко времени кончины св. Игнатия, их 1 000, в 1 574 — 4 000, в 1616 — 13 000 (37 «провинций», 400 «домов»). Теперь, после преследований, упразднений и изгнаний, их 3 000 во Франции, 30 000 во всем мире. Согласно духу их ордена их можно было видеть в любых местах, на любых должностях. В своем замечательном труде «Общество Иисуса» о. Донкер приоткрывает список специальностей, существовавших в его ордене, и никогда еще столь пестрое шествие не выходило из столь строгого заведения. Иезуиты-преподаватели насчитывают среди своих учеников кардинала Флери, Берюля, М.Олье, Бальзака, Декарта, Корнеля, Монтескье, Мольера, Руссо, Кольбера, Кондэ, Фоша, Лиотэ. Иезуиты-миссионеры преодолевают океаны, пересекают Индию, переходят Гималаи, углубляются в Китай, бороздят Японию, оставляя за собой тут — иезуита-брамина в желтой одежде, который больше брамин, чем остальные брамины; здесь — иезуита-йога, превосходящего йогов в аскетических дисциплинах; в другом месте — иезуита-заведующего протокольным отделом и служащего примером японского этикета для приближенных императора; еще далее — иезуита-заклинателя змей; и, смотря по месту, обстоятельствам и потребности — географов, часовщиков, физиков, астрономов, врачей, архитекторов. Иезуит открывает Миссисипи и проплывает вверх по Миссури до Великих Озер, иезуит же изобретает волшебный фонарь и акустическую трубку, иезуит привозит нам с Филиппинских островов хину и ваниль, иезуит обучает нас изготовлению фарфора и употреблению зонта. И не ищите, кто дольше всех занимал пост председателя «Императорской математической комиссии» в Китае: конечно иезуит.

Они были, есть и будут всем, чем заставит их быть их миссия. Но их же — больше, чем кого-либо — обезглавливают, скальпируют, сжигают, распинают, истребляют оптом и пытают в розницу. Орден предстает перед шутливо настроенным трибуналом историков во главе славной колонны мучеников. У одного — две зажженные головни в глазах, у другого — перерезанное горло, у третьего, старанием ирокезов, отрезаны кисти рук, выжжен язык, вырвано сердце: вам же говорят, честолюбие этих людей не знает границ. Их около тысячи — обескураживающих полемику свидетелей, и список казненных остается широко открытым, ибо иезуиты, занимающиеся всеми профессиями и носящие всевозможные костюмы, охотно облекаются и в кровавую тунику мученика.

* * *