Соль земли. О главных монашеских Oрденах

Монашеские общины — не совершенные общества. Почти все они в течение своего долгого существования прошли через периоды нравственного упадка, которыми мы не раз пользовались для самооправдания. Но если монашеские общества не совершенны, они, по крайней мере, отличаются от других тем, что в стремлении к совершенству — подлинный смысл их бытия и единственное правдоподобное объяснение их возрождений и векового существования. Они тем более являют постоянную направленность к добру, что при их затворническом режиме и узких человеческих границах, какие они себе ставят, они не могли бы долго оставаться ниже своего идеала, не превращаясь в настоящие круги ада (не говорю, что этого никогда не бывало, только думаю, что эти срывы уже описывались достаточно часто). Вполне вероятно, что у них без труда можно найти многие из наших собственных недостатков. Но при нашем неведении их жизни важнее узнать — не чем они похожи на мир, а чем они отличаются от него. Поэтому я и оставил без внимания неудавшихся монахов. Чтобы составить правильное представление о Политехнической Школе, лучше спрашивать тех, кто успешно выдержал экзамены, чем провалившихся кандидатов.

* * *

У каждого ордена есть свое искусство, свой стиль, свои писатели и свои поэты. Эти сокровища известны гораздо больше здесь описанных, и я не счел нужным останавливаться на них потому, что уже и так слишком распространено мнение, будто искусство — единственно возможное оправдание духовной деятельности.

* * *

И, наконец, у каждого ордена свой собственный ритм. Неподвижность созерцателя производит сильное впечатление. Подлинна ли она? Не есть ли это видимая неподвижность светил, ближе других стоящих к центру своего притяжения? Ибо все эти планеты монашеского мира вращаются вокруг одного Солнца на разных расстояниях, с большей или меньшей скоростью. С места, откуда мы их обычно наблюдаем, нам видна лишь их теневая сторона, сторона отрешенности, самоотречения, смерти. Мы не видим сторону, обращенную к свету, сторону солнечного дня и жизни. Я дал несколько картинок этой стороны — как бабочки, ракушки, сувениры, привезенные из далеких стран… Но я надеюсь, что заканчивая это путешествие, читатель увидит, что я и не коснулся темы… Потому что я ничего не сказал о таинственной силе, движущей этим миром, покоряющей и формирующей двадцатилетние души и мускулы; о странной власти, действующей на некоторых людей и заставляющей их любить, в посте и молчании, среди четырех стен, затворническое существование бессрочного заложника; о Тайном Присутствии, наполняющем келью картезианца, так, что можно без всякого парадокса сказать, что картезианец это человек, бегущий от других, чтобы быть менее одиноким; о неведомой радости, ради которой столько сердец отказываются от всех радостей; о незримой красоте, навсегда покоряющей созерцательную душу; об этой тайне, этой силе, этой красоте я ничего не сказал, — а между тем, в ней то и суть книги!