Соль жизни

Рик получил травму потому, что на него навалились десять человек. Оперировавший Рика главврач городской больницы, которого я знал в лицо, констатировал, что травма серьезная — пять закрытых переломов. Включая операцию по выемке из ноги металлических болтов, которыми были соединены сломанные части кости. Рику понадобилось три года, чтобы начать нормально ходить. Если же учесть, что больше Рик никогда не смог бегать, то можно считать, что он никогда не оправился от перелома.

Вскоре после того, как Рика доставили в больницу, туда поступили люди, попавшие в автомобильную катастрофу. На доставившем их грузовичке были опущены борта — видимо, для того, чтобы было удобнее спускать пострадавших. Эти двое с ног до головы были заляпаны кровью — словно только что подстреленные огромные рыбины. Зрелище было чудовищным. Я смотрел на них с затаенным дыханием и с ужасом думал, что они умрут. Однако когда через три дня я собрался навестить Рика, то с удивлением отметил, что они, с забинтованными головами и руками, без всякой палочки своим ходом пришли в больницу. В общем, кровь — штука пугающая, но только человек, с которым произошло все это, в конце концов знает, что страшнее — перелом или кровь.

Я знаю по собственному опыту, что последствия перелома сказываются всю жизнь.

Несколько лет назад в конце лета я наконец-то освободился от своих дел и отправился вместе со своим младшим сыном на острова Хатидзё, чтобы поплавать там с аквалангом. На юге уже зародился новый тайфун, но я решил, что сегодня еще можно будет поплавать, и на корабле одного знакомого рыбака мы вышли в море.

Во второй половине дня мы два раза спускались под воду. Когда после второго захода я поднялся на поверхность, облик моря совершенно изменился. Словно предупреждая о том, что приближается нечто огромное и страшное, море за прошедшие сорок-пятьдесят минут стало совсем другим: поднялись большие волны, задул крепкий ветер.

Даже если ты привычен к морю, при такой погоде любому человеку хочется немедленно подняться на борт. К тому же со мной был мой сын. И тем не менее радость от того, что мне все-таки удалось выбраться сюда и поплавать, заслонила собой страх.

Не прошло и часа, как море стало по-настоящему опасным. По лицу доставившего нас сюда рыбака я понял, что наше время кончилось. Я велел сыну подниматься на борт. Когда судно остановилось, волны так качали и швыряли его, что я понял — надвигается шторм.

Странно, но когда я нахожусь под водой, мне никогда не бывает страшно. Страх приходит, когда поднимаешься на поверхность. Ты думаешь, сможет ли быстро подойти корабль и не поднимутся ли вдруг волны. Даже людей, не склонных к морской болезни, легко укачивает в волнах, пока они ждут корабль на поверхности моря. Опасности кончаются только тогда, когда ты уже поднялся на борт.

Когда сын уже поднялся на корабль, настало время поторопиться и мне. Качка становилась все сильнее. Из-за того, что судно стояло на месте, волны били в борт и раскачивали его еще больше. В этот момент человеку, находящемуся в воде, всегда кажется, что ветер сильнее, а волны выше, чем на самом деле. Я привык к этому, но и мне инстинктивно хотелось поскорее подняться на судно вслед за сыном. И тут я допустил ошибку.

Когда я поднимаюсь на борт корабля сам, я всегда принимаю меры предосторожности, но сейчас, уже отправив сына вперед, я забыл это сделать — уж слишком волновался из-за сына. Схватившись за лестницу, я решил забраться наверх возможно быстрее. Я дернулся вверх, поставил ноги на перекладину, восстановил равновесие и собрался лезть наверх, но тут в корабль, который был накренен в мою сторону, ударила волна, он подпрыгнул и накренился в другую сторону. До этого момента висевшая лестница образовывала некоторый зазор с бортом корабля, но теперь она сработала как рычаг — ее приподняло так, что перекладина зажала мой палец. На мне были тяжеленные баллоны, пояс и набравший воды гидрокостюм. Словом, весил я изрядно. И вот представьте себе: корабль раскачивает на волнах, а мой средний палец зажат между бортом и ступенькой, которая представляет собой тонкую металлическую трубку. Ноготь вместе с верхней фалангой тут же сплющило, а какая-то косточка — хотел бы я знать, как она называется — хрустнула и сломалась. Сам же я снова плюхнулся в воду. Я хотел понять, что случилось с рукой, но единственное, что я смог увидеть, — это кровь, проступившую сквозь перчатку. Тут кто-то подсунул под лестницу багор и выправил ее. Когда я поднялся на корабль и снял перчатки, то увидел, что ноготь размозжило, а сам палец приобрел такую форму, что любому дураку было ясно — он сломан.