Солдат

Мы его слышим и одновременно, как на учениях в Кисляковской, не показываясь на свет и держась стен, сдернув кольца, кидаем вниз старые и надежные Ф-1, произведённые нашими столичными оружейниками. Взрывы! Внутри стонут люди, а мы добавляем ещё по гранате, теперь уже РГД. После того как они отработали, спускаемся в подвал. У самого входа лежат мужчины, человек восемь-девять — в изломанной груде мяса и костей, точно не скажешь сколько, а рядом два пса, которые ещё живы и скребут по бетону покалеченными лапами, мы добиваем их одиночными выстрелами в голову.

Проходим вглубь, подвал большой, просторный, и всех его жителей мы завалить не могли. Картинка, которая нам открывается, — не очень. Десятка три женщин и детей по виду лет до двенадцати, не старше. Жмутся в угол и что-то бормочут на своём тарабарском межплеменном наречии. Выхватываю только русский мат, который неизменен, а более — ни одного знакомого слова.

Вот и спрашивается: что делать? Приказ — кончать всех без разбору, но дети же. Стоим всей тройкой, переминаемся, я — старший, младший сержант, а как поступить с этой грязной, зачуханной толпой, не знаю.

Из-за моей спины появляются два автоматных ствола, изрыгают огонь, и пули в упор крошат самок и детёнышей. Поворачиваюсь, мой комод, Филин, свой АКМ перезаряжает.

— Что, сдрейфили? — Он сплёвывает на покрытый экскрементами и кровью грязный пол.

— Как-то не по себе, — пожимаю я плечами.

— Ладно, на первый раз прощается, но ещё раз замешкаетесь, пеняйте на себя, лично пристрелю и не посмотрю, что ты, Мечник, командирский любимчик и нормальный боец. Пошли. — Он потянул меня куда-то в угол, и я последовал за ним. — Мля, где же она?

— Что ищем-то? — спросил я у комода.

— Да кладовку, где эти твари хавчик хранят. В каждом подвале такая должна быть, — где бы они ни останавливались, первым делом её оборудуют. Вот, нашёл! — почти обрадованно вскрикнул сержант и приподнял крышку, которой раньше канализационные люки на дорогах накрывали.

Мы увидели выдолбленную в бетоне яму. Глазу и Яку сразу стало плохо, и они отскочили в сторону, а я стоял и смотрел на засоленные руки, ноги и головы людей, которых «беспределы» на еду порубали. Это у них вроде как НЗ и деликатес к праздникам.

— Я всё понял, Филин, — кивнул я комоду, — никакой жалости и никакой пощады.

— Нормально, — сержант хлопнул меня по плечу, — работаем, Мечник.

После того, что мы видели в подвале, пошла самая настоящая работа. Подвал, гранаты, взрывы. Входим, снова катятся гранаты, взрывы, добиваем выживших дикарей. Всё легко, и дикари действуют по шаблону. Есть силы, выбегают наружу, и мы давим их огнём, а если у них мало бойцов, тогда ждут нас на входе в своё жилище. За день прошли три десятка подземных убежищ, самых разных. В некоторых было от пяти до десяти животин на двух ногах, одна семья, а в других настоящее племя — до сотни особей.

Такая кровавая работа продолжалась до вечера, пока у нас БК не закончился. На ночь закрепились в одном разваленном трёхэтажном доме, но спать никому не хотелось, и до утра мы толком глаз не сомкнули, так, полудрема какая-то. Наконец, только развиднелось, нам подвезли гранаты и боезапас, мы пополнились, и кровавый наш труд возобновился.

Время от времени «беспределы» пытались атаковать, но все городские высоты уже были под нашим контролем, на них сидели корректировщики с радиостанциями, и мы встречали их вовремя. Были и собачки, эти милые существа, откормленные на человечине, каждая весом кило под семьдесят-восемьдесят, но одиночки, никогда не больше трёх-пяти, так что справлялись с ними быстро.

К вечеру вся «правая» сторона города Батайска, разделённого на две части автомагистралью, была под нами, а «левая» — под столичными войсками. Завтра мы выдвигаемся на Ростов, а на наше место придут территориалы, ещё не по одному разу проверят все отнорки и уничтожат недобитков, которые наверняка имеются. Мы же свои обязательства перед нашим государством выполнили полностью, и, значит, делать нам здесь больше нечего.

Победа! Красивое слово, мощное, радостное, но мне было как-то тоскливо, и удовлетворения от того, что я делал эти пару дней, я не испытывал никакого. Нет, сожалений или каких-либо рефлексий у меня не было, всё в порядке, чисто служба, без всяких эмоций, но и удовлетворения от полученного результата тоже не наблюдалось.

Пришёл, увидел, победил! Кажется, именно такие слова сказал один древний вояка, который забыл добавить, что надо ещё и потери подсчитать. Кстати, про потери. За три дня операции по зачистке города из строя роты выбыло пять человек: трое убитых — навсегда и двое тяжелораненых — возможно, что и временно.