Солдат

Впереди замаячило белое пятно. Дерево, покрытое снегом, прорастающее из грязной земли. Корни скрывал белый, будто платье невесты, снег. И солдат закричал, что было сил, рванулся к этому спасительному снегу. У самого дерева он снова упал. Едва коснувшись земли, нога с хрустом подломилась, и вопль боли разнесся по пространству сна.

Нога, сломанная ниже колена, волочилась за Солдатом, оставляя борозды в грязи, будто плуг безумного пахаря. Но это был сон. Боль перестала беспокоить Солдата, лишь только он дотянулся до спасительной белизны. Без сил рухнув на снег, Солдат посмотрел на ветви дерева. Черные, тонкие, они держали на себе снежные россыпи. А по краям гроздьями висели кроваво-красные ягоды. Рябина, сладкая после первых заморозков. Протянув руку, Солдат сорвал гроздь и с наслаждением разжевал несколько ягод. Слаще рябины нет нечего. Иней холодил губы, и сок, терпкий и вяжущий, ласкал язык солдата.

Кровь из раны на ноге заливала снег, превратив землю под солдатом в малиновое полотно. Но он не замечал, что силы покидают его. Он ел благословенную рябину, ягоду счастья.

Солдат проснулся от холода. Во сне он замерз, но не выпустил из руки грозди ягод. Не веря глазам своим, он поднялся на ноги. Крик радости разбудил спящих товарищей.

В лучах восходящего солнца первый снег казался белее платья невесты. Он скрыл под покрывалом грязь, трупы и нечистоты. Снег дарил надежду, что война – это только сон.

«…стойкого духом врага не сломить силой. Но стоит лишь наполнить ладони его до краёв страхом; зародить в его сердце неуверенность; заставить ужасы ночные личиной смерти впиться в его глаза –

тогда сам он падет к ногам твоим, лишь увидев блеск меча твоего, лениво покидающего уютные ножны…»

Леар, Эмиссар Зари.

Жар кипел в крови и мешал дышать. Каждый член тела был словно полон соломы, неподатлив и весил сверх всякой меры.

Весь окружающий Солдата мир плыл и терял очертания. Звуки голосов достигали ушей, будто десятикратно отраженное эхо. Солдат лежал на кровати, его тело накрыли простыней цвета первого снега. Над головой его, под самым потолком лазарета, летали мухи.

Похожие на мух, вдоль коек с раненными и умирающими привидениями, призраками былого бродили лекари. Их тела не имели формы, руки неизменно были холодны до боли, а голоса служили предвестниками большой беды.

Они слетелись к Солдату, как белая моль на мех. Десятки ледяных рук трогали его тело, забирая последнее тепло. Мяли и резали ногу. Из-за нее он и попал в это богом забытое место. Три дня прошло с того сна, где он, сломав ее, полз к спасительной белизне снега. Через три дня у него начался жар и появилась слабость, а нога распухла до ужасающих размеров и стала стремительно покрываться бурыми пятнами.

Лекари резали ее, он кричал, взывая к их милосердию. Но они лишь крепче привязывали его руки и ноги к столу и кромсали, скребли по кости своими пальцами.

Порой солдат погружался в спасительное небытие. Но, открыв глаза, вновь кричал от боли. Всё новые белые призраки подходили к нему. Старые же, перепачканные кровью с ног до головы, похожие на сытых комаров, тяжелой поступью уходили. Новые тянули жилы из его ноги, и резали, резали.

Он выгнулся, и ремень впился в шею. Мгновения было достаточно, чтобы рассмотреть всю их «работу».

В его ноге от колена до ступни зиял разрез, растянутый чудовищными зажимами. Белые призраки тонкими лезвиями впивались в мягкую плоть. Вынимали из его ноги ужасающе длинные, казалось, жившие своей жизнью ленты.