Солдат

Сахаров Василий. Солдат.

Пролог. Северный Кавказ. Станица Зольская. 05.05.2060.

Патронов оставалось два рожка, гранат нет, поддержки нет, тяжелое вооружение еще в прошлых боях потеряли и, походу, приходит нашему славному гвардейскому батальону, полный пендык. Сейчас «индейцы» перекурят, анаша их торкнет, они насваем сверху закинутся, подтянут минометы, накроют нас огнем, а потом пройдут поверх наших окопов и добьют выживших.

Мля, говорил мне поселковый староста, сиди в родном лесу и не вылезай в большой мир, так нет же, на романтику и приключения меня, долбоноса лесного, потянуло, сбежал из родного села и в армию ушел. Тогда мне казалось, что все замечательно, в один из лучших отрядов во всем нашем государстве попал. Да, уж, теперь-то я понимаю, что «попал» реально.

Из блиндажа до меня донесся рев нашего комбата, полковника Еременко, который в очередной раз по рации общался со штабом нашего экспедиционного корпуса:

– Пидары! Суки! Попомните мое слово, если я выживу, лично вас, тварей, кончу! Ушлепки! – на некоторое время его голос стих, но не надолго: – Чего ты меня лечишь, ге-не-рал сраный? Какая нахер позиция, какие фланги? Я тебе нормальным русским языком говорю, что ни справа, ни слева, на несколько километров никого вокруг нет, и мы здесь одни остались. Ты нас подставил, скотина! Да, пошел ты, мудак!

Еременко, как никогда похожий на медведя, огромный, здоровый мужик под два метра ростом, всклокоченный, в не застегнутой разгрузке, с АКМом в правой руке, вылетел из блиндажа и присел на пустой ящик рядом с входом.

– Козлы! – выдохнул он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ненавижу! – после этих слов комбат достал из нарукавного кармашка камка смятую пачку сигарет без фильтра, вынул одну скомканную белую бумажную палочку и обратился ко мне: – Саня, дай прикурить.

Приподнявшись, я перекинул ему коробок спичек и спросил:

– Что, Иваныч, плохо наше дело? – я был фамильярен с полковником, но сейчас, это не играло никакой роли.

Полковник прикурил, затянулся во всю мощь своих сильных легких, с наслаждением выдохнул и ответил:

– Да, Санек, дела наши не слишком хороши, но мы ведь, гвардия, и значит, будем стоять насмерть, чтоб им всем пусто было. Ты как, готов к подвигу?

– Ага, – только и ответил я, поскольку ничего иного мне на ум не пришло.

– Вот и правильно, – вновь затягиваясь сигареткой, философски заметил Еременко. – Пройдись по окопам, сержант, посмотри, сколько наших бойцов в живых осталось.

– Это я и так знаю, после крайней атаки считал, сорок два солдата и два сержанта.

– А кто второй сержант?

– Исмаил-ага.

Еременко швырнул бычок сигареты в стенку траншеи, и он, ударившись об земляной откос, сыпанул искрами и упал ему под ноги. Комбат тоскливо вздохнул, и сказал:

– Получается, Сашко, что ты теперь мой зам.

– Это так важно, командир?

– Командная цепь всегда важна, – он приподнялся, выглянул из нашего укрытия, и добавил: – Все, сержант, «индейцы» минометы на высотку вытягивают, у нас есть еще десять минут.

– Десять минут, – я в задумчивости посмотрел на небо, – это неплохо.

Комбат прикурил еще одну сигаретку, сплюнул с губы прилипший табак, и вслед за мной, задумчиво посмотрел на синее небо, которому было безразлично, сдохнем мы сегодня здесь или останемся жить. Затянувшись сигаретным дымком, он спросил:

– Что думаешь, сержант, есть там наверху кто-то, кто примет наши души в некий рай?

– Без понятия, Иваныч, никогда всерьез не размышлял над этой темой.

– Ну, да, конечно, ты молодой еще, – он усмехнулся и спросил: – А помнишь, как ты к нам попал?

– Это да, помню, – улыбка растянула мои пересохшие губы, – такое надолго запоминается.

– Хорошее время было.

Отвечать Еременко я не стал, нам стало не до того. В воздухе противно завыли мины, мы спрятались в блиндаж, а смертоносный груз, посылаемый «индейцами», падал на наши позиции и перепахивал землю. В блиндаже нас сидело трое: комбат, связист Костик Свиридов и я. Мы надеялись, что сможем переждать в укрытии время огневого налета, а после этого принять бой с «индейцами», еще какое-то время подергаться, но надежды наши не оправдались. В хлипкие перекрытия блиндажа сверху ударила начиненная взрывчаткой мина, и последнее, что я почувствовал в тот день, была непомерная тяжесть земли, обрушившейся на мою спину.

Глава 1. Кубанская Конфедерация. Поселок Лесной. 16.11.2056.

Бежал я долго, и легкие уже отказывались прогонять через себя воздух, лицо было исцарапано ветками, а полушубок измазан в болотной грязи и изорван сразу в нескольких местах. Хотелось упасть на покрытую первым снежком землю, ухватить эту прохладу в ладони и размазать эту смесь по голове, хотя бы таким способом, остудить горящее от прилившей к щекам крови, красное лицо. Нет, останавливаться было нельзя и, превозмогая себе, пересиливая слабость тела, я заставлял себя раз за разом переставлять ноги и бежать.