Солдат

– Куда было легче, туда и стрелял, он мне живой больше пригодится.

– Как это? – удивляется друг.

– А ты смотри внимательнее, – предлагаю я и тут же стреляю. Как и предполагал, рядом с раненым в филейную часть тела фрицем укладывается еще один, самый сердобольный.

– Приманка! – шёпотом восхищенно воскликнул Петя. – Ну ты и мастак выдумывать!

– К сожалению, не я, фрицы и сами так же делают, просто вспомнил, вот и бью их же оружием, причем в прямом смысле. – И правда, винтовка-то у меня все та же, фрицевская.

Возле недобитка за пять минут я положил еще двоих, больше не вылезали, поняли, видимо. По нам с напарником так еще ни разу никто и не выстрелил, не могут пока засечь, а мне и самому неохота менять позицию, уж больно удобная она. Передо мной дыра, размером сантиметров двадцать в высоту и полметра в ширину, амбразура такая, а лежу я… да, наоборот, я лежу, вот как. Ноги возле дыры, лежу на спине, не очень удобно стрелять, опора не очень удобная, стена, но зато винтовка получается в глубине нашего укрытия и вспышку от выстрела заметить труднее. Так уж получилось занять именно такое положение, потому как по-другому тут просто не лечь. Внутри развалин оказалась часть крыши, вот на скате этой крыши я и лежу. Или так, или винтовкой наружу.

Внезапно усилился огонь вражеской артиллерии, и мы, наконец, заметили кое-что поважнее, чем ротные минометы врага. На удалении метров в пятьсот была замаскирована гаубичная батарея противника. Петя заметил, как они сделали залп, и рассказал мне.

– Петро, как хочешь, но об этом нужно доложить, пусть с того берега «катюшами» причешут. Объяснить сможешь расположение?

– Конечно, сам же видел, своими глазами, – утвердительно кивает головой напарник.

– Вот и дуй на КП, да поубедительнее там!

Петя уполз, а я остался наблюдать. Возле этих гребаных гаубиц суетились расчеты, но для меня было неудобным их расположение, с этой точки ну никак не попасть, только если вылезать на улицу.

Убрав одного пулеметчика, сидит себе, понимаешь ли, в разбитом грузовике, постреливает, продолжаю осмотр. Да, хорошо тут немцы сидят, густо, ломанись мы в атаку, думаю, даже батальон положат, прежде чем мы смогли бы приблизиться. Спустя минут сорок появляется Петя.

– Командир, у тебя трассеры есть? – задал вопрос мой второй номер.

– Да есть несколько штук, а чего? – поинтересовался я.

– Просят пометить гаубицы.

– Они там чего, обкурились? Нас же сразу засекут! – возмущаюсь, но понимаю, для чего это нужно.

– Наши будут корректировать огонь, чтобы разом пройтись по всему пригорку.

– Ну, хорошо, – сказал я и начал заряжать винтовку трассирующими патронами.

Задачка была не самая простая, по тому же трассеру и меня обнаружат, но что делать, приказ. Оставив Петра наблюдать, выползаю из нашего «блиндажа» и начинаю отползать выше по нашему склону и правее, так и Петю не подставлю, а то еще попадут немцы в руины, где Петруха сидит. Блин, местность совсем открытая, а-а, будь что будет. Улегшись поудобнее, осматриваю позиции. Вот эти долбаные гаубицы. За последние полчаса фрицы выпустили уже два десятков снарядов в глубину наших позиций в центре города, там народу, наверное, полегло, ужас, так стоит ли ценить свою шкурку?

Первая трассирующая пуля улетает к врагу, обозначая его позиции. Быстро перебегаю чуть в сторону, а на место, откуда я только что стрелял, уже ложатся пулеметные очереди, вспахивая землю. Второй выстрел также успешен, но третий сделать уже не смогу. Противник, озверев, ударил минометами по склону оврага, где был я. Только чудом, не зря, ой не зря меня «счастливчиком» прозвали. Оступившись, провалился в какую-то ямку, и осколки мин пролетели практически над головой, причесывая склон. Перевернувшись лицом вверх, вижу, что эта ямка-щель совсем не маленькая. Я уместился в ней легко, а если постараться, даже ворочаться могу. Склон тем временем перепахивали минометы, а я все ждал, какого хрена нашим еще нужно, неужели корректировщик не заметил моей подсветки? Ответом на мучивший меня вопрос был вой пролетающих надо мной «эрэсов». Снаряды обрушивались на позиции врага, и обстрел моего склона тут же прекратился. Вот это я понимаю, по-нашему, со всей своей пролетарской ненавистью. Выглянув из любопытства, увидел огромные вспышки на месте разрывов наших снарядов. Огонь, казалось, был везде.

Заметив движение левее моей норки, вскинул винтовку и, поймав в прицел двигающуюся по-пластунски фигуру напарника, выдохнул. Замахав руками и криком, привлек внимание Петра, подзывая его.

– Ну, как там? – спросил я, когда Петя оказался рядом.

– Когда минометы начали долбить, уж думал всё, потерял я братишку, – друг обхватил меня и сжал в объятиях.

– Не хорони пока, они еще для нас с тобой оружия не придумали, и будем надеяться, что уже не успеют.

– Сань, как думаешь, долго еще воевать? – спросил вдруг Петя.

– Думаю, да, Петь, посмотри, куда фриц забрался, это же – Сталинград! Нам их гнать еще отсюда и гнать, десять раз упаримся.

– Думаешь, отсюда погоним? Больше не будем пятиться? – с надеждой в голосе напарник пытается угадать правильный ответ.