Меня усадили в кресло, надели на голову нейрошлем, какие используют пилоты истребителей, штурманы и навигаторы космофлота в кино, и начали исследовать всю мою подноготную. Когда сидишь в кресле, практически невозможно скрыть от исследователя свои мысли. Тут никакие методики спутанного сознания не помогут, как в деле с телепатами или полиграфом. Через нейрошлем оператор заглядывает прямиком в подсознание, выколупывает и расшифровывает самые потаенные мысли, о которых ты сам можешь не подозревать до поры до времени. Только тебе никогда не расскажут, что считали. Это табу. И жаль, что я заранее как следует не ознакомился с процедурой. Наверное, вызвал немало смеха своими попытками выдать «правильные» мысли. В общем, после теста нейрошлемом меня позвали к распорядителю.
Распределителем был престарелый седобородый реанец. На вид он прожил лет, наверное, тысячу! Прошел сотню циклов омоложения, не меньше, и уже наверняка задумывался об отходе на тот свет. На голотабличке на столе светилось имя:
– Проходите, Джеймс, присаживайтесь. – За скрипучим старческим голосом зиждилась сама доброта! А это редкость среди чиновников. Ой, какая редкость! – Вас не сильно утомили тесты?
– Нет, все нормально. Спасибо, что поинтересовались.
Я нехотя принял приглашение распорядителя и опустился в кресло.
– Вы уже поняли, что речь у нас с вами пойдет о вашем потенциальном вкладе в науку, – проскрежетал старик и доброжелательно меня осмотрел. Я хлопал глазками, не зная, как общаться с настоящим архитектором от науки. Знал только, что нужно быть вежливым. Это всегда полезно.
Через пару секунд, когда Джаккорбит распознал мое смущение, он решил продолжить:
– Вы никогда не задумывались о том, чтобы служить в армии, Джим?
В армии!? То есть, в войсковых дивизионах? Я тогда подумал, что у старика мозги усохли. Нет, правда! Вот уж чего не ожидал от Академии, так это приглашения в армию. А старик, похоже, уже привык предлагать подобное.
– Я понимаю, как это звучит. Понимаю, что вы озадачены и даже шокированы. Но подумайте здраво. Зачем вам наука? – Я сидел, мягко говоря, в ах… сконфуженным. А старик продолжал хрипеть. – Вам учеба на подготовительном курсе абитуриентов давалась очень тяжело, хоть вы и старались, не спорю. Но далее будет еще труднее. Вы рветесь героически добиться огромных высот, а это часто мешает многолетнему кропотливому труду исследователя. Скажите честно, вы готовы положить всю свою вечную жизнь на этот алтарь? Молчите? Подумайте для себя как следует. Что привело вас сюда? Женщина – слабая мотивация для ученого. И очень непостоянная.
Я сидел не шевелясь. Кажется, я даже не дышал от ошеломления. В тот день я и понял, как именно работает нейрошлем, о чем вам уже поведал. Залезли мне под черепушку, выпотрошили все тайные мысли… А самое противное, что они, черт возьми, правы! Именно из-за Жанни я сюда и сунулся. Старик тем временем продолжал:
– Да, история знает примеры, когда женщина становилась очень серьезным мотивом для научной работы. Например, всем известный создатель стандартных колониальных конструкций признавался, что именно его жена стала той музой, вдохновившей его на кропотливые исследования. Но ему повезло с супругой. Такие крепкие отношения надо еще поискать. Ему помогал целый штат соратников. И он, помимо всего прочего, был гением. А мы с вами от силы талантливы. Или аналогичные примеры из вашей земной истории. Но это все исключения из правил. Я знаю, вы думаете, что она – та единственная, ради которой можно пойти на что угодно. И я не сомневаюсь, что это так. Вот и пойдите! Только пойдите в ту область, в которой на самом деле сможете свершить подвиг. Не обманывайте себя, Джим. Не прожигайте вечную жизнь.
В таком духе мы проговорили еще минут пятнадцать. Точнее, он говорил, а я переваривал услышанное. Он рассказывал о сложностях научного пути, о самоотречении, о призвании. Рассказывал о трудностях и бедах, поразивших Империю. О великих мыслителях и практиках Академии, которые вот-вот найдут универсальный рецепт от смерти, воспроизведут искусственный биоплазмоид, делающий клетки тела неубиваемыми. И о том, как имперские производственные мощности перестроятся, чтобы сделать его достоянием всех граждан. Говорил, что им нужно только время, которого становится все меньше. И что Империи нужны защитники, которых осталось очень немного. А потом я ушел со смешанным чувством горечи и облегчения. Тогда у меня перед глазами начал складываться другой мир. Я иначе стал оценивать прошлое, видеть настоящее и будущее. Не знаю, правильно ли я поступил, но тогда мне казалось, что старик прав в каждом своем слове. Может быть, я и сейчас так считаю.