— Баскетболом занимался? — вполголоса спросил я.
— Не, гандболом, — расплылся в улыбке он. — Нападающий! Первый разряд.
И верно, я бы мог догадаться: мощный детина, тяжеловес. Ручной мяч — спорт силовой, контактный, игроки как правило здоровые, массивные ребята.
— Напр-раву! — рявкнул один из сержантов. — Бегом марш!..
Зарядка оказалась элементарной. Побегали, поделали примитивные разминочные упражнения, опять пробежались, теперь уже к казарме.
— Полчаса на заправку кроватей и санитарно-гигиенические мероприятия! — скомандовал сержант.
Будучи лицом кавказской национальности, он произнес «гиенические», что, разумеется, осталось без комментариев.
Меня слегка подскребала мысль о том, где же находятся мои «мыльно-рыльные» принадлежности. Здравая логика говорила — в тумбочке возле кровати, но тумбочка наверняка одна на двоих с Колей. Где моя половина, где его?..
Коля сам помог мне ответить на этот вопрос, сунувшись в верхнюю половину тумбочки за мылом и зубным порошком.
— Давай скорее, — бормотнул он мне, — а то сейчас эти черти разорутся!
Под «чертями» он наверняка имел в виду солдат из постоянного состава, смотревших на нас как на чужаков.
Я сунулся в нижнюю половину, увидел там ровно сложенную бумагу, взял — слава Богу! Это был документ о прививках, сделанных Грому. От бешенства, еще чего-то там. Почему сертификат очутился в тумбочке, не знаю, но спасибо за это!
Прихватив барахло, включая помазок, я устремился в умывалку. Первым делом побриться! Но раковины все были заняты, толкаться не хотелось, пришлось подождать. В итоге малость задержался. И когда уже добривался, в помещение вкатился ефрейтор-краснопогонник с двумя значками на новенькой гимнастерке: комсомольским и классностью. Второй — очень красивый, стилизован под щит, с темно-синей эмалью и золотистым обрамлением. На нем красовалась цифра 2.
— Ты, б…дь, чего тут расщеперился⁈ Тебе отдельное приказание надо? — с ходу заорал он, раздуваясь от припадка начальственного вдохновения. — Кровать заправил⁈
— Успеваю, товарищ ефрейтор, — вежливо сказал я. — До построения еще двадцать минут.
— Чего⁈ Какие, на хрен, двадцать минут⁈
У ефрейтора в башке, видать, жила какая-то своя система счисления времени.
— Давай, кончай на хрен свою цирюльню, или я тебя сам под ноль сейчас побрею!..
Это была последняя относительно цензурная фраза, после чего последовал дрянной неостроумный ненорматив. Это меня возмутило.
— А вам не кажется, — в голосе моем звякнул металл, — что стоит быть повежливее?
— Чего? — оторопел он. — Ты че сказал, душара⁈
— Что слышали, — твердо заявил я.
Он подскочил ко мне и даже вскинул правую руку. Но я мгновенно перехватил ее. Ладонь моя была в полтора раза больше, а сам он, будучи среднего роста, смотрел на меня снизу вверх. Я сжал руку сильнее и ощутил, как он замер. Видать сообразил, что чем бы дело ни кончилось, он по-любому может оказаться в санчасти.
— Товарищ ефрейтор, — задушевно сказал я. — Не стоит подвергать риску свой авторитет. Я все успею до построения. Зря шуметь незачем.
И отпустив его руку, стал добриваться, напряженно ожидая дальнейших действий и решив: если вздумает меня ударить, врежу по-настоящему. Ибо не хрен!
Но у него здравый смысл взял верх.
— Чтоб через пятнадцать минут был готов! — рявкнул он и вышел.
За эти четверть часа я успел заправить койку, подшить свежий подворотничок гимнастерки. Тут были опасения, что могу запороть подшиву, но ничего, справился. Утренний осмотр прошел благополучно. И вот долгожданная команда:
— Строиться на завтрак!
Построились. Переменного состава разномастных бойцов набралось человек пятнадцать, нас построили отдельно. Я, естественно, рядом с гандболистом-авиатором. Дежурный старлей объявил:
— После завтрака быть готовым к откомандированию. Подробности на утреннем разводе. Собаководы! Питание на собак получите вовремя.
И мы строем пошли на завтрак. Я, признаться, с опаской ожидал, что это будут блюда, изготовленные в жанре фильма ужасов — оказалось не ахти, но сносно. Перловка с тушенкой, хлеба вдоволь, кусочек масла на один бутерброд (стандарт 20 граммов), жидковатый сладкий чай. Годится!
После завтрака начался утренний развод, при этом мы, переменники, неожиданно оказались в выгодном положении: нас загнали в курилку — круглую беседку с крышей, скамейками, но без стен, велели ждать дальнейших распоряжений. И мы имели удовольствие смотреть и слушать, как офицеры части — это, как я понял, мотострелковый полк или бригада — проводят утренний развод. Неподалеку от нас выстроилась жиденькая кадрированная рота, ее жестоко распекал упитанный мордастый капитан. Надо полагать, комроты.