Солдат идет за плугом

Цэрнэ молчал. Резко обозначившиеся морщины делали еще более сумрачным его пепельно-серое скуластое лицо. Дрожащими пальцами он продолжал поглаживать растерянно мигавшие веки. Его близорукие, невидящие, мутные глаза были устремлены куда-то в пространство.

— Квартира! Стол! Жил у меня, как в пансионе! — Глядя на мастера со злобой и отвращением, директор словно выбирал самое больное место, чтобы нанести удар. — Плата за учение дочки! — продолжал он перечислять свои благодеяния. — Но впредь — кончено! Посмотрим, что ты тогда запоешь, братец! Тогда…

Угрожая, директор подошел вплотную к верстаку. Он, казалось, готов был броситься на старика, разорвать его на части. Но тут взгляд его упал на учеников, которые застыли вокруг, словно каменные изваяния.

— Ну, чего стали? Беритесь за работу! — истерически заорал он, кинувшись к ним со сжатыми кулаками. — За работу, дармоеды!

Ученики не спеша разошлись к своим печуркам, но тут же, словно сговорившись, повернули головы, вопросительно поглядывая на мастера. Подойдя к груде хлама, валявшегося неподалеку от верстака, старик поднял лист жести и, поднеся к глазам, принялся рассматривать. Потом взял в руки молоток и стал выбивать лист, чтобы свернуть его в трубу. Урсэкие, который все время, не трогаясь с места, стоял возле него, бросился к печурке, вынул из нее раскаленный паяльник и, схватив с верстака кучу деталей, бегом направился обратно.

— Пожалуйста, господин мастер, — сказал он, раскладывая перед Цэрнэ все необходимое для работы. — Вы припаивайте пружинки к деталям, а на жестянках будем работать мы.

Он многозначительно мигнул ученикам.

Не успел Урсэкие закончить, как все молодые жестянщики уже столпились подле мастера, словно давно ждали этого призыва. Каждому хотелось получить из рук старика трубу.

Переведя взгляд на ребят, Цэрнэ принялся внимательно оглядывать их, словно видел в первый раз. Взяв с верстака одну из принесенных Урсэкие деталей и подержав ее задумчиво на ладони, он вдруг с отвращением и даже с каким-то страхом отшвырнул ее. „Не буду я их делать…“ — пробормотал он с мукой в голосе. Затем сбросил с верстака остальные детали и молча принялся за жестяные листы для труб.

Растерявшись при виде происходящего, директор сначала стоял, как пригвожденный к месту. Затем быстрыми шагами направился к винтовой лестнице. Стук его каблуков по ступенькам прозвучал, как короткая, внезапно смолкшая барабанная дробь.

Как только директор исчез, двое учеников вошли в будку и долго шарили там, отыскивая шляпу и очки мастера. Шляпу они нашли измятой на полу, среди осколков стекла и старых болванок. Очки же как будто сквозь землю провалились.

Выйдя из будки, ребята продолжали свои поиски у входа в нее. Отшвыривая в сторону старые желоба и дырявые баки, они вдруг наткнулись на медные листы, выброшенные сюда мастером во время перепалки с директором. Ребята подняли их. На каждом листе было одинаково выбито тельце младенца.

— Тихонько, не уроните, — растроганно прошептал один из учеников, с восхищением глядя на барельефы.

Они действительно были исполнены мастерски, но ученики с недоумением переглянулись: всем младенцам одинаково не хватало лица. Там, где должны быть глазки, ротик, пос, едва виднелись неглубокие вмятины.

Парни робко подошли к Цэрнэ.

— Мы нашли только шляпу. Вот она, господин мастер, — сказал один, смущенно разглаживая поля. — А очков нет.

Согнувшись, мастер заканчивал в это время колено трубы.

— А? — спросил он рассеянно, не прерывая работы.

Урсэкие взял из рук учеников медные пластины и, разглядев выбитые на них изображения, поскорее, чтобы не заметил старик, передал их дальше.

— Вам принесли шляпу! — крикнул он ему на ухо. — А очков нету!

— А? Очков… — вздрогнул мастер.

— Нет их! Очков нет! — наклонившись к самому уху мастера, старался втолковать ему паренек, тот, что принес шляпу. — Но все равно вы в них плохо видели. Старые были. Другие очки вам нужны, господин мастер! Новые!

— Да, да… — ответил старик. Он потер глаза и еще раз пробормотал: — Да, да…

Глава VI

Во время обеденного перерыва в мастерской жестянщиков собрались и другие ученики. Жестянщики с хозяйским видом рассаживали гостей, наводили порядок, устраивали „сцену“ и „декорации“. Их озабоченные лица светились гордостью. Они по праву считали себя сегодня героями дня.

О скандале, разыгравшемся между директором и Цэрнэ, слышала уже вся школа, но жестянщики были очевидцами этого скандала. И не только очевидцами, утверждали они, но, если не скромничать, даже участниками.

Не удивительно, что в перерыв, в час отдыха, сюда привалило столько народу, с нетерпением дожидавшегося начала спектакля!

Только Урсэкие, который столько раз перевоплощался то в одного, то в другого и дал на этой самой сцене уже десятки представлений, именно он, Урсэкие, был сегодня „не в своей тарелке“. Какая-то неуверенность, необъяснимые сомнения мешали ему выйти на сцену.

Однако бурные вызовы „публики“ дали ему понять, что теперь уже податься некуда. Ученики торопили его с началом спектакля. Урсэкие не мог больше медлить…

Итак: