Солдат империи

Уже не о родном доме думают новобранцы, а только об одном: дойти бы поскорее до жилья, поесть, обогреться, спать залечь. Для большинства из них такие дальние многочасовые переходы, да еще в зимнюю стужу, непривычны. Остановки коротки, только по команде, чтобы оправиться да хлебца съесть, и снова в путь.

Не видно пока никакого жилья, один снег вокруг. Подгоняют партию стражники, им тоже нелегко: на них не только такие же, как у рекрутов, ранцы, но и ружья, боевой запас. Больше девятисот человек сопровождают солдаты батальона стражи, поэтому и в середине партии, и по бокам идет их по два десятка.

Шагает Иван, топчет и топчет сапогами снег; устал, но вида не подает, в мыслях добрым словом поминает инвалидов, что научили ладно ранец приспособить — не тянет, не болтается; руки в рукавицах запрятал в карманы шинели, старается не горбатиться и не наступать на пятки впереди идущим.

Первые дни самые тяжелые, кажется, не дотянешь, не дотерпишь, не выдюжишь, не одна верста останется позади, пока, наконец, вдали замерцают огоньки, потянет дымом, залают собаки.

Тогда и лошади, что в сани запряжены, пойдут бодрее, спрыгнет с подводы поручик, засуетятся стражники: «Подтянись!», да и сами рекруты из последних сил ускорят шаг.

На ночь партию нужно разместить и горячим накормить; места на всех в одной деревне может не хватить, тогда часть рекрутов прошагает еще версту-другую до соседней деревни, а с ними и солдаты под командой унтер-офицера.

В ту же деревню отправится и партийный офицер. При нем прогонные деньги, определенные по числу верст на самого поручика и на унтеров, а также на лошадей (лошади две-три для самих офицеров, а также для больных, из расчета одна одноконная запряжка на двадцать пять человек).

Везет с собой поручик деньги и на винную порцию, считая по три чарки в неделю на рекрута и солдата; тут все строго расписано: в ведре восемьдесят чарок, если ведро двенадцатилитровое, выходит, чарка — 120-150 грамм. Денщику же чарка выдается отдельно, в день по таковой.

Еще выделены деньги на жалованье рекрутам — по пять— десят копеек в месяц, кроме того, отдельно на каждого из них по пятьдесят копеек на шерстяные носки, портянки да на смазку сапог. Это на весь путь, а дорога, как мы теперь знаем, бывала дальней, нашей партии шагать более тысячи верст, нужно экономить.

Отдельно уложены сданные на хранение личные деньги рекрутов, на это составлен специальный список. Думаю только, что в этом списке прадеда моего не было: вряд ли крепостные могли наскрести хотя бы гривенник...

В целом, если посчитать, в денежном ящике сумма содержалась немалая, поэтому и охранялся он специально отряженными солдатами стражи.

Строгую отчетность ведут партийные офицеры, по партии в целом и по каждому рекруту отдельно — исполняют приказ от мая 1847 года № 101: «...Обращать строжайшее внимание на состояние здоровья рекрут, с тем чтобы из слабых рекрут отправлялись в дальний путь кои, по свидетельству медика, признаны будут одержимыми легкими наружными болезнями».

По утрам, после ночевок, офицер тщательно осматривал рекрутов, выслушивал жалобы, вместе с лекарем опрашивал, не занемог ли кто.

Если заболевшего можно было оставить в госпитале или больнице, так и поступали и до ближайшего уездного города везли его в санях зачастую несколько дней. На ночевках занедужившего устраивали поближе к печке, сами рекруты, из той же артели, старались и накормить посытнее, и чарку лишнюю выделить — авось, не придется оставлять товарища на чужой стороне. Пройдет ночь, а там, глядишь, и хворь уйдет, оклемается товарищ и уже по утру, завернутый в тулуп, еще слабый садится в сани, шутить старается — только бы не отрываться от своих, не остаться одному в чужом городе.

Следует отметить, что принимаемые по «сбережению здоровья рекрут» меры давали вполне ощутимые результаты, уже в период сороковых—пятидесятых годов XIX века смертность в дороге была минимальной, и не единожды партия приходила к месту службы в полном составе.

Если взглянуть на карту, можно увидеть, что на первом отрезке пути рекруты двигались на юго-запад, а потом к югу. Когда подходили к Сердобску, за плечами оставили уже около четырехсот верст по заснеженным трактам, тридцать дней стужа холодила спину, встречный ветер сек лицо.

Теперь дорога шла через занесенные снегом овраги и холмы, зачастую петляла в густых лесах. И тогда стражники растягивались вдоль колонны, отсекая рекрутов от манящей чащи: не дай Бог, кому дурь в голову взбредет на свободу податься, затеряться среди деревьев.